Иные

Сашка очень любил эти ночные вылазки в компании пасси. Он сильно повзрослел за два года. Не ребенок — подросток. Несколько угрюмый и замкнутый. Это меня беспокоило. Александра Вольфа я таким не помнил. Хотя кто его знает, каким он был в двенадцать лет?

«Товаби, можно нам спуститься к озеру? Полнолуние!»

Это Тео. В обнимку с гитарой. Здорово поет парень, почти как легендарный Костик Поплавский. Только Тео не придет в голову против меня бунтовать. Не только из-за имплантата. В этом и моя заслуга. И всех. Мы, наконец, научились обращаться с низшими. Мы достигли совершенства. Общество стало единым организмом, противоречия внутри которого невозможны. Пойти против господина? Абсурд! Так же, как для меня абсурдно быть жестоким с дери.

«Идите, конечно!»

Я тоже привстал с бревнышка.

«Саша, пойдешь?»

«Нет, я останусь».

«Ты хотел бы поговорить со мной?»

«Да».

Я махнул пасси.

«Идите, ребята! Мы остаемся».

«Ну, что случилось?» — это Сашке.

«Случилось…»

Он замолкает. Ворошит палкой угли.

Я жду.

«Почему ты не хочешь, чтобы ко мне возвращалась память Александра Вольфа?»

«Ты уже многое вспомнил».

«Общие вещи. Научные дисциплины. На всех личных воспоминаниях стояли блоки».

«Стояли?»

«Я сорвал все твои блоки».

«Когда?»

Я даже не усомнился. Он слишком по-взрослому говорил. Слишком жестко. Не как мальчишка двенадцати лет.

«Полгода назад. Не бойся, я не сумасшедший».

«Ты действительно все помнишь? И катастрофу?»

«Проверяй!»

Я задал несколько вопросов. От рассказа о смерти Александра от первого лица в устах подростка стало не по себе. Но он не остановился. Рассказал о прекращении жизненного цикла всем пасси на гибнущей базе.

«Доволен?»

«Я, наверное, должен вернуть тебе твоих дери…»

«Я возьму только пасси и Алика».

«Почему?»

«Я выбираю Путь Свободы».

«Александр! Ты не хотел этого. Ты хотел остаться».

«Я не Александр Вольф! — он усмехнулся. — Не тот Александр Вольф. Да, мне легче от первого лица пересказывать его воспоминания, но я прекрасно понимаю, где кончается моя память и начинается чужая. Я пользуюсь имплантатом только как источником информации. Вы затянули дело, Рауль. Я не пасси, которому можно пересадить имплантат в любом возрасте, и он сочтет себя новым воплощением прежнего владельца. Я Высший. Я сильнее микрокристалла, напичканного информацией и настроенного на экспансию. Я в состоянии подчинить его себе».

«Нам не стоило этого делать?»

«Ну, что ты, стоило. Это опыт. И не только опыт старика. Мой опыт борьбы. Я выстоял».

Мы молчали. С берега озера доносилась музыка. Тео с ребятами.

Я поднялся на ноги.

«Пойдем, послушаем».

Полная луна висела над озером, как жемчужина в черной раковине неба. Лунная дорожка чистыми горизонтальными масками на спокойной воде. Ивы на берегу.

И ветви ив касаются волны,
И каждое мгновенье тишины
Стремительно, как тень бегущей лани…

Ребята развалились на траве. Песня кончилась. Тео лениво перебирал струны гитары.

«Дай, пожалуйста», — помыслил я.

Он протянул мне гриф. Неужто, господин будет петь?

Господин будет петь.

Да, я знаю, как опасно для низших наше искусство. Я помню о том мальчике, что любил слушать музыку Высших и прорывался на концерты, несмотря на все запреты хозяина. Это было очень давно. И ста лет не прошло после начала изменений. Мы не все знали тогда о самих себе. Мальчика нашли мертвым где-то в укромном уголке театра. Да, я помню.

Но я знаю границу наслаждения и смерти. Я не убийца своим дери. Не беспокойтесь.

И я запел.

Это была погребальная песнь. Плач по погибшему другу. По Высшему Александру Вольфу, умершему полгода назад в голове упрямого мальчишки, который просто не хотел умирать сам.

Плач по другу, которого я убил.

Я пел. И мое сознание расширялось, заполняя мир. Пасси прикрыли глаза, забыв обо всем, замерев, утратив себя, подчинившись. Только Высший Сашка Вольф сидел угрюмо, обхватив колени.

Он один мог противостоять.

11. Путь свободы 1

Место сие вполне соответствовало описаниям давно минувшей эпохи. Бетонный мешок. Стены крашеные, в отвратительный серый цвет. Тяжелая железная дверь с глазком, периодически открывающимся с той стороны, дабы впустить равнодушный взгляд охранника. Маленькое окно под потолком, забранное двойной решеткой. Испуганный и неуместный солнечный зайчик на дощатом настиле на полкамеры. Больше ничего.

Точнее, еще мы. Я, Денис, Тео и Тим Поплавский. После обстрела при посадке и последовавшего за ним ареста наш экипаж разделили, и мы оказались в камере вчетвером. Именно в таком составе.

Правда, Тео увели десять минут назад. На допрос. Надеюсь.

Денис отставил неуклюжую алюминиевую тарелку и укоризненно посмотрел на меня. Правильно! Так и надо смотреть на господина, который кормит такой гадостью. Можно и похуже посмотреть. Если господин не выполняет своих обязанностей — дери имеет полное право обижаться. Можно и Наместнику пожаловаться. Хотя прецедентов не было. Какой же Высший будет морить голодом собственных пасси!

«Денис, у меня то же самое», — помыслил я, пытаясь выловить тощий рыбий скелет из гнилых щей.