Читаем Иные боги полностью

Косоглазый купец ввел Картера в огромную куполообразную залу, стены которой были покрыты резными барельефами пугающего содержания, а посередине зиял  круглый зев, окруженный шестью безобразно запачканными каменными алтарями. Бездонный зловонный склеп не был освещен, и во тьме лишь слабо сияла тусклая крошечная лампа зловещего купца, и при ее свете мало-помалу Картер сумел различить кое-какие детали. В дальнем углу зала высилась каменная кафедра, к которой вели пять ступеней, и там на золотом троне восседала массивная фигура в желтом шелковом одеянии, испещренном красными узорами, и в желтой шелковой маске на лице. Этому существу косоглазый купец сделал рукой некие знаки, и сидящий во тьме поднял мерзкого вида резную флейту из слоновой кости, которую зажимал в лапах, облаченных в шелка, и, приложив ее к желтой маске, выдул несколько отвратительных звуков. Их беседа продолжалась некоторое время, и в звуках этой флейты, как и в витавшем в этой зале зловонии, Картер распознал что-то мучительно знакомое. Он вспомнил о пугающем городе, залитом красным светом, и о чудовищной процессии, некогда шествовавшей по его улицам, и о страшном блуждании по лунной местности, и о последовавшем затем поспешном бегстве при посредстве его друзей, земных котов. Он понял, что восседающая на кафедре тварь, вне всякого сомнения, и есть неописуемый верховный жрец, о котором идет самая невероятная и пугающая молва, но он устрашился даже предположить, кем же этот чудовищный верховный жрец может быть.

А потом разрисованный шелк чуть соскользнул с серо-белой лапы, и Картер понял, кто такой этот жуткий верховный жрец. И в ту же страшную секунду его объял несказанный страх и подвигнул к тому, что его разум никогда бы не приказал ему совершить, ибо в его потрясенном мозгу стучала лишь одна лихорадочная мысль – как можно скорее спастись от восседающего на золотом троне чудовища. Он знал, что от холодного плоскогорья снаружи его отделяют бесконечные лабиринты каменных проходов, но даже на спасительном плоскогорье его дожидается жуткая птица шантак; однако, невзирая на все эти разумные доводы, его сознание жгло одно лишь желание убраться подальше от этого скользкого, таящегося под шелковым покровом чудища.

Косоглазый поставил диковинную глиняную лампу на один из запачканных каменных алтарей у зияющего зева и чуть приблизился к кафедре, дабы продолжить разговор с верховным жрецом при помощи жестикуляции, а Картер, выказывавший до этого момента полную отрешенность и подстегнутый страхом, сильно толкнул купца вперед, так что тот сразу же провалился в зияющий колодец, достигающий, по преданиям, самых глубин подземных склепов Зина, где во тьме гуги охотятся на гастов. В ту же секунду Картер схватил лампу с алтаря и бросился прочь в лабиринты коридоров с фресками и помчался вперед, положившись на волю счастливого случая и стараясь не думать ни о тихих шлепках бесформенных лап по каменному полу, которые доносились сзади, ни о бесшумно ползущем по неосвещенным коридорам за его спиной извивающемся чудовище.

Но через несколько секунд он уже пожалел о своем необдуманном бегстве и понял, что ему было бы лучше искать дорогу обратно по фрескам, которые встречались ему на пути сюда. Что верно, то верно: эти картины были настолько неуловимо похожи и так часто повторялись, что найти по ним дорогу было едва ли возможно, но он тем не менее жалел, что не попытал счастья. Те же фрески, что теперь предстали его взору, были ужаснее прежних, и ему стало ясно, что этот коридор не выведет его наружу. Вскоре беглец понял, что его никто не преследует, и несколько сбавил шаг, но не успел он с облегчением перевести дыхание, как на него обрушилась новая напасть. Огонек глиняной лампы догорал, и скоро Картер должен был оказаться в кромешной тьме, потеряв возможность что-либо видеть и ориентироваться в лабиринте.

Когда пламя погасло, он стал медленно пробираться во тьме на ощупь, моля Великих богов прийти ему на помощь. Временами каменный пол под ногами то шел под уклон, то поднимался, а однажды он споткнулся о ступеньку, непонятно зачем тут оказавшуюся. Чем дальше он шел, тем более сырым становился воздух, и когда он нащупывал перекресток коридоров или боковой проход, то неизменно выбирал наиболее пологий. Впрочем, он считал, что его путь идет вниз и характерный для подземелья смрад и наросты на слизистых стенах и полу также служили знаком, что он спускается все ниже и ниже в глубину ленгского адского плоскогорья. Но его встреча с неведомым произошла без всякого упреждающего знамения – его ожидал лишь шок от этой встречи, ужас и хаос… Он медленно шагал по скользкому полу почти ровного зала и в следующий момент с головокружительной быстротой низвергся во тьму, провалившись в нору, почти отвесно уходящую вниз.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги