Иные боги и другие истории

Вдобавок ко всему, многие отчеты содержали ряд самых невероятных подробностей и пояснений, связанных с картинами огромных дворцов, садов, джунглей и прочих уже знакомых мне по снам вещей. Ладно бы речь шла только о самом зрелище и оставленных им смутных и тяжелых впечатлениях, но отдельные намеки либо утверждения этих сновидцев граничили с откровенным безумием или же с откровенным богохульством. Самым страшным было то, что мои собственные псевдовоспоминания приобрели как бы дополнительный импульс, позаимствовав многое из прочитанного. При этом большинство врачей по-прежнему считали продолжение моих поисков наиболее целесообразным и разумным в данной ситуации.

Тогда же я основательно взялся за изучение психологии. Уингейт вскоре последовал моему примеру — именно эти занятия положили начало его научной деятельности и принесли ему впоследствии профессорскую должность. В 1917–1918 годах я прослушал специальный курс лекций в Мискатоникском университете. Мой интерес к вопросам медицины, истории и антропологии с годами не ослабевал; я предпринял серию поездок в отдаленные библиотеки, в конечном счете добравшись до мало кому известных трудов по мистике и черной магии, столь привлекавших некогда моего не в меру любознательного двойника.

Среди прочих мне попались и несколько книг, побывавших когда-то в его — то есть в моих собственных — руках, и я с волнением прочел пометки на полях и даже поправки, внесенные прямо в текст странным уродливым почерком и в выражениях, указывающих на несвойственные нормальному человеку стиль и образ мышления.

Пометки делались на том же языке, на каком была написана каждая из этих книг, — писавший, похоже, знал их одинаково хорошо, хотя это знание явно отдавало академизмом. Но одна из надписей на страницах «Unaussprechlichen Kulten» фон Юнцта резко отличалась от всех прочих. Она была выполнена теми же чернилами, что и пометки на немецком языке, но состояла из причудливых криволинейных иероглифов, не имеющих, насколько я мог судить, ничего общего с любым земным иероглифическим письмом. Зато они полностью соответствовали тому алфавиту, надписи на котором постоянно фигурировали в моих снах, — надписи, смысл которых порою начинал смутно доходить до моего сознания, но всегда останавливался, не пересекая последней зыбкой грани между реальной памятью и сновидением.

В окончательное замешательство меня привели работники читального зала, утверждавшие на основании данных предыдущих осмотров книг и записей в картотеке их выдачи, что все указанные надписи могли быть сделаны только мною самим, то есть тем, кто, пользуясь моим обликом и именем, изучал эти тома до меня. Достаточно сказать, что сам я ни в коей мере не владел тремя языками из числа тех, на которых делались эти пометки.

Собрав воедино все имевшиеся у меня материалы, старинные и современные, медицинские и антропологические, я обнаружил гораздо более тесное переплетение древних мифов и описанных позднее галлюцинаций, чем это можно было заключить из первых беглых осмотров. Непонятно, каким образом вполне правдоподобные описания пейзажей палеозойской или мезозойской эры могли войти составной частью в мифологические сюжеты, создававшиеся во времена, когда возможность получения столь точных научных данных была совершенно исключена. Факты здесь противоречили здравому смыслу, и одновременно они же подсказывали первопричину формирования столь схожих между собой галлюцинаций.

Без сомнения, повторявшиеся случаи амнезии постепенно создали некую общую мифологическую модель, которая, разрастаясь, начала со временем оказывать уже обратное влияние на людей, ставших жертвами этой болезни, возвращаясь к ним в виде одних и тех же псевдовоспоминаний. Лично я в период своего беспамятства прочел и изучил все эти древние сказки — мое позднейшее расследование это полностью подтвердило. Почему тогда не допустить, что мои сны и эмоциональные переживания явились лишь отражением тех знаний, что были получены мной через посредство загадочной второй личности?

Некоторые из упомянутых выше мифов близко соприкасались с другими известными легендами о мире, существовавшем на Земле до появления человека, прежде всего с древнеиндийскими сказаниями, где говорилось о неизмеримых и ошеломляющих безднах времени, — теми, что позднее вошли составной частью в современную теософию.

Древние мифы и посещавшие меня галлюцинации были схожи в главном: и те и другие недвусмысленно намекали на то, что человечество являлось лишь одной из множества высокоразвитых цивилизаций, в разные времена населявших эту планету. Если верить преданиям, существа странного, непередаваемого облика воздвигли башни до небес и проникли во все тайны природы задолго до того, как первый земноводный предшественник человека триста миллионов лет назад выполз на сушу из теплых океанских волн.