Иные боги и другие истории

В этот момент сияющий столб во дворе вспыхнул ярче прежнего и начал приобретать определенную форму — но форму такую фантастическую, что позднее ни один из видевших это явление собственными глазами так и не смог толком его описать. Одновременно бедная, привязанная у дороги Геро издала жуткий рев, какого ни до, ни после того не доводилось слышать человеку. Все присутствующие зажали ладонями уши, а Эмми, содрогнувшись от ужаса и тошноты, поспешно отвернулся от окна. Смотреть на то, что там происходило, было выше человеческих сил, и когда он наконец набрался достаточно мужества, чтобы снова выглянуть в окно, он различил в том месте, где стояла его лошадь, лишь темную бесформенную груду, возвышавшуюся между расщепленными оглоблями пролетки. Ему больше не довелось увидеть свою бедную, смирную Геро — полицейские, которые на следующий день обследовали развалины фермы, похоронили все, что от нее осталось, в ближайшем овраге. Однако в тот момент Эмми было не до траура по своей бедной лошадке — один из полицейских знаками давал понять остальным, что пылающая смерть уже находится вокруг них, в этой самой гостиной! Лампа, которую Эмми незадолго до того затушил, теперь не мешала видеть, как все деревянные предметы вокруг них начинали испускать все то же ненавистное свечение. Оно разливалось по широким половицам и брошенному поверх них лоскутному ковру, мерцало на переплете окон, пробегало по выступающим угловым опорам, вспыхивало на буфетных полках над камином и постепенно распространялось на двери и всю мебель. Оно усиливалось с каждой минутой, и вскоре уже ни у кого не осталось сомнений в том, что, если они хотят остаться в живых, им нужно немедленно покинуть этот дом.

Через заднюю дверь Эмми вывел всю компанию на тропу, пересекавшую поля в направлении пастбища. Они брели по ней, как во сне, спотыкаясь и покачиваясь, не смея оборачиваться назад, до тех пор, покуда не оказались на высоком предгорье. Все очень обрадовались существованию этой тропинки, ибо никто не рискнул бы пройти по двору мимо дьявольского колодца. И без того они натерпелись страху, когда пришлось миновать светящиеся загоны и сараи, не говоря уже об изуродованных фруктовых деревьях, ветви которых — хвала Создателю, на достаточном удалении от земли! — продолжали свою сумасшедшую пляску. Едва они пересекли Чепменовский ручей, как луну окончательно заволокло облаками, и им пришлось ощупью выбираться на открытое место.

Когда они остановились, чтобы в последний раз посмотреть на долину, их взору предстала ужасающая картина: вся ферма — трава, деревья, постройки, и даже те участки растительности, что еще не были затронуты обжигающим дыханием серой смерти, — все было охвачено зловещим сиянием. Ветви деревьев теперь смотрели вертикально в небо, и на концах их плясали тоненькие язычки призрачного пламени, в то время как другие огневые струйки переливались на кровле дома, коровника и других строений. Все это напоминало одно из видений Фюссли^{54}: светящееся аморфное облако в ночи, в центре которого набухал переливчатый жгут неземного, неописуемого сияния. Холодное смертоносное пламя поднялось до самых облаков — оно волновалось, бурлило, ширилось и вытягивалось в длину, оно уплотнялось, набухало и бросало во тьму блики всех цветов невообразимой космической радуги.