Я огляделась. На полу лежал пушистый ковер, на нем плоский мягкий матрас, на котором была раскидана куча подушек и одеял, посередине низкий круглый стол с печеньем, фруктами, термочашками с рисунками животных, которым соответствовали тапочки на наших ногах, все это повернуто ко входу и стене, на которой находился огромный экран. Под потолком крепился прожектор, а у Итсаску имелся маленький ноутбук, с которого она управляла экраном.
Мы все ринулись к подушкам и кофе. Когда все уселись, Цезарь сказал:
— Давайте сделаем небольшую презентацию дела для Насти. Это поможет нам самим подвести итоги того, что сделано, и того, что нужно будет сделать.
— Главный передал нам следующее дело… — начал Диего.
— Главный? — переспросила я.
— Да. Старик, — тут парень смутился. — Ну…
— Это наш начальник, — объяснил Цезарь. — Ему принадлежит несколько таких агентств по всему миру. Он… миллионер, ты увидишь, что, в основном, заказчики — очень состоятельные люди. Продолжай, Диего.
— У коллекционера живописи украли три картины. Камеры наблюдения, меры безопасности, хитроумная система охраны — ничто не остановило преступника. Или преступников. На камере просто видно, как картина была и исчезла. Возможно, поработали с записью.
— Запись проверена, — вставила Итсаску. — Я не вижу там никаких манипуляций.
— Проверь еще раз… — Цезарь вдруг резко выпрямился. — А еще лучше… Дай нам ее сейчас просмотреть снова.
Мне показалось, или все словно дыхание затаили, пока Итсаску искала в папках ноутбука видео? Медленно включился большой экран. Мышка резво бегала по нему, открывая папки и программы.
Наконец, Итсаску загрузила нужное видео. На черно-белом экране была видна картинная галерея. В полумраке было не разглядеть, что именно изображено на картинах, но на той, что была ближе к камере, по светлым очертаниям угадывалось тело обнаженной женщины. Мы все напряженно вглядывались в неменяющуюся картинку. Только цифры, указывающие время, в правом нижнем углу камеры менялись: бежали секунды и минуты.
— Вот сейчас, — прошептал Диего.
Картина с женщиной дрогнула, словно колыхнулась от сильного ветра. И исчезла. Тут же включилась сигнализация. Но картины уже не было на стене.
— Я уверен, что что-то сделали с записью, — откидываясь на подушки, сказал Цезарь.
— Насть, ты что-нибудь заметила? — спросила Лика.
Все смотрели на меня с интересом.
— Ничего особенного… — пожала плечами я.
— Тебе потом дадут еще раз ее просмотреть, — быстро отдал распоряжения Цезарь, Лика записывала. — Итсаску проверь еще раз запись, свяжись со специалистами. Необходимо быть уверенными, что это не махинация с пленкой.
— Конечно, — Итсаску перекинула волну своих темных волос с одного плеча на другое. Похоже, она была недовольна тем, что Цезарь не поверил в ее заключение по пленке. Присмотревшись к ней, я заметила, что она была одета весьма необычно: в корсет с металлическими вставками и деталями, похожими на замысловатые крючки. На руке красовался перстень в виде шестеренки из часов.
— Что еще? Диего?
— Я проверил хозяина галереи. Он действительно расстроен из-за случившегося грабежа. Украдены самые ценные его картины. У него не было долгов, его не шантажировали, он чист. Эта версия отпадает.
— Члены семьи? — спросил Цезарь.
— Проверены еще не все. У сына есть долги, но он живет в Бразилии.
— Свяжись с детективным агентством в Буэнос-Айрес, с Филипе, пусть съездит в Бразилию и узнает, что там с сыном. Ты мне нужен здесь. Что еще?
— Система охраны, — вставил Серж. — Я занимаюсь анализом возможных дыр, но пока что кажется, что все было очень продумано, хозяин вложил в это целое состояние…
— Что по поводу ценности картин и их возможной стоимости? — Цезарь обратился к Лике.
— Картины были приобретены в разное время и на разных аукционах. Связи с предыдущими владельцами я не нашла, — ответила Лика. — Картины ценны, но особого внимания публики не привлекали. В галерею открыт доступ по предварительной договоренности. Иногда организуются групповые посещения, например, студентов художественных факультетов, в целом, мы можем собрать список посетителей за последний год, сейчас над этим работает персонал галереи. Никто не предлагал владельцу купить у него картины. Сам он оценивает пропажу на несколько миллионов. Но эта оценка может быть завышенной, чтобы получить страховые выплаты.