Иные города

Граф шагнул к ней и крепко обнял. Она зарылась лицом в расстегнутый ворот его куртки, вздохнула. Ладно. Демон так демон. Не драться же с ним!

— Мы с Ритой давние знакомые. — Она прикрыла глаза и снова позволила его голосу облачать ее в легкие ткани очарования. — Она очень сильная ведьма, одна из немногих, кто может помочь Джонни. Не волнуйся, он поправится и не будет больше на тебя набрасываться. Что случилось сегодня ночью?

Настя рассказала про ночное происшествие. Граф покачал головой.

— Возможно, Джонни разыграл тебя, Настя. Чтобы воспользоваться моментом и соблазнить.

— Но зачем ему это?

— Он злился на меня и тебя за то, что потерял глаз. Так он мог отомстить нам обоим. Но он и предположить не мог, что Кали оставила на тебе печать проклятия. Демонесса наверняка рассчитывала, что именно я получу основной удар.

— И теперь… Рита окончательно сняла с меня это?

— Есть только один способ проверить…

Он немного отстранил ее от себя, и Настя отодвинулась в сторону.

— Это просто уловка и хитрость, чтобы забрать мою душу?

— Я не могу ее забрать просто так, ты должна мне ее предложить. А я еще подумаю, брать ли…

— Хватит шутить.

— Демоны не шутят. Никогда. — Он улыбался, но по-другому. Как-то хищно. Настя отступила еще на шаг. Казалось, мгновение — и за спиной у графа Виттури вырастут огромные черные крылья.

— Пожалуйста… — Губы сводило от страха.

— Пожалуйста — что? — Голос казался холодным, острым, как лезвие ножа.

Ледяная дрожь пробежала по телу. Они были одни на улице. Его взгляд не обещал ничего хорошего. Ведь говорил же ей Цезарь… А она все не верила. А демон действительно опасен.

Граф в одно мгновение оказался рядом с ней, схватил за плечи и уставился своими черными глазами в ее расширенные зрачки. Девушка сделала движение, чтобы вырваться, но он тихо приказал:

— Смотри.

Против своей воли Настя окунулась в черноту его глаз. И была поражена, когда неожиданно перед ней замелькали разноцветные картинки — с такой скоростью, что она едва успевала понять, что именно видит.

Разводились мосты в Санкт-Петербурге, северное сияние вспыхивало где-то над снежной пустыней, щелчком раскрывался бутон розы в саду Версаля, крылья маленькой колибри жужжали, пока она замирала в воздухе, стрелка часов на площади в Праге сдвигалась на деление, дельфин выпрыгивал из воды, корни деревьев ломали кладку древнего храма, на край листа капала дождевая капля… и разбивалась…

Он соединил ее пальцы со своими и крепко сжал: скрип пера по листу бумаги, шорох песчинок в песочных часах, шуршание разворачиваемого пергамента, удар стилом по глиняной табличке… Звуки и образы сменяли друг друга часто и ярко. Ее зрачки расширились, она видела так много всего, словно одновременно была в тысяче мест. Слышала столько, словно оказалась в некоей вселенной, где хранились звуки. Или же он и был этой Вселенной, где хранилось время? Меч, вонзающийся в тело рыцаря, самолет-бомбардировщик, сбрасывающий смертельную ношу, женщина в муках родов, первый крик ребенка, кисть художника коснулась холста, пышная юбка танцовщицы взлетела вверх, мужчина и женщина слились в единое целое. Она вздрогнула. Его глаза превратились в две черные дыры, и там мелькали звезды, а может, вспышки памяти. Миллиарды образов. Бесконечность воспоминаний.

— Что ты видишь?

— Все, — выдохнула она.

Он улыбнулся, и его глаза приобрели привычный вид.

— Что ты понимаешь?

— Это хорошо. — Настя смотрела демону в глаза. — Все это — хорошо.

— А смерть? Страдания? Войны? Болезни?

— Кажется, это часть всего. Смерть — часть жизни.

— Вы не знаете другого пути. — Он отпустил ее.

— Кто ты?

— Я как время, которое открывает правду или скрывает ее. Я — знание и смерть всему.

— Тогда чего ты хочешь?

— Стать ничем. Я — смерть, которая не может умереть. Никогда. Я вечен.

— Наверное, это неплохо, быть всегда.

— Нет, это невыносимо. Время преследует меня. Я хотел бы остановиться, но я не в силах, пока не пойму.

— Что?

Он не ответил. Она помолчала.

— Ты знаешь, когда я умру?

— Да. Не хочешь узнать?

— Нет. Пока нет. — Настя поежилась. — Ты когда-нибудь любил?

Его бровь иронически приподнялась.

— Демоны не могут любить.

— Но как? Любовь — разве это не основа всего?

— Нет, конечно. Это человеческое оправдание своих низких страстей.

— А разве не существует абсолютной любви?

— Нет ничего абсолютного, кроме абсурда.

— Я тебе не верю.

— Ты абсурдна. Разговаривать о любви с демоном — абсурд, Настя.

— Ну не с ангелами же о ней говорить.

Демон расхохотался. Она с облегчением почувствовала, что он снова стал графом Виттури.

— Пойдем, внезапно смертная и абсолютно смешная, у тебя еще есть время все узнать самой.