Иные миры

— Газеты уже постарались и почти все сделали за вас, — отозвался судья. — Да и почему бы вашему другу… — он махнул рукой, показывая, что не видит необходимости и дальше хранить их тайну.

«Иногда долг оборачивается удовольствием, — подумала Хлоя, глядя на судью, — и наоборот, удовольствие иногда выглядит как долг». Да, у Френка выдалась не самая лучшая суббота, а в воскресенье они и вовсе не увиделись. Хлоя просидела весь день дома в ожидании звонка от лорда Эргли.

Все-таки она позвонила Френку, без особого энтузиазма попросила заехать за ней и вернулась в кабинет мрачнее тучи. Именно в этот момент и объявился Оливер.

— Давайте я его сначала расспрошу, — предложила Хлоя, — а потом провожу к вам. А мне все равно ждать Френка, подожду внизу.

Вот так всегда, думала она. Вечно она ждет кого-то или чего-то внизу, пока великие мира сего совещаются в кабинетах и гостиных. Может, Френк еще и не приедет, тогда она удерет одна, пока они там будут разбираться с этим Донкастером. Сколько бы ей подождать для приличия?

Однако лорд Эргли рассудил иначе.

— Проводите мистера Донкастера к нам сюда, — попросил он служанку. — Скоро должен прийти мистер Линдсей, ведите и его сюда тоже. Если у этого молодого человека приватный разговор, — обратился он к Хлое, — мы перейдем в гостиную, а вы без помех введете вашего друга в курс дела.

Расскажите ему все, что сочтете нужным. Если вы все помните, конечно. Я уже начинаю путаться. Интересно, как там в Бирмингеме дела? Если Пондон вернулся, ему не миновать объяснений с полицией. А-а, мистер Донкастер!.. Ну, почему же? Мы ведь только сегодня виделись. А это — мисс Барнет, если помните. Она-то вас точно не забыла. Присаживайтесь.

— Весьма признателен, — пробормотал Оливер, садясь.

— Ну и утречко у вас выдалось, не так ли? — продолжал судья. — К стыду своему, я так и не уяснил, чью сторону вы поддерживали на переговорах. Вы ведь прибыли вместе с мистером Шилдрейком?

Оливер поудобнее устроился в кресле.

— Я на стороне народа, — торжественно изрек он. — Я — декларация их прав, я — их суверенная воля, я… — он замешкался, отыскивая очередное слово, понял, что иссяк, и, запинаясь, закончил:

— Я — народ.

Лорд Эргли уловил перемену тона и серьезно поинтересовался:

— А как здесь оказался народ? Мне о нем не докладывали.

Оливер пустился в объяснения. Поначалу он чувствовал себя дурак дураком, но постепенно воодушевился, особенно когда заметил повязку из черного шелка на руке девушки и сообразил, что она отказалась вылечить руку с помощью камня. Он вспомнил, как здорово она опрокинула профессора и напала на этого неприятного типа, на сэра Джайлса. А сэр Джайлс остался в министерстве вместе с Шилдрейком после того, как всех остальных выставили вон. А народ возроптал, требуя жизни и здоровья от волшебного камня, который прикарманила полиция, подкупленная американцем.

Все это и еще много сверх того Оливер большой грудой вывалил к ногам Верховного судьи.

— Я все-таки не совсем понял, — осторожно произнес лорд Эргли, когда Оливер замолчал, — почему вы решили, что я не одобряю действий правительства?

— Ну, мне показалось, сэр, что вы одобряете действия мисс Барнет, — с легким смущением объяснил Оливер.

— Я всегда одобряю действия мисс Барнет, — ответил судья. — Я не могу себе позволить пользоваться услугами секретаря, действий которого не одобряю. Но, одобряя действия мисс Барнет, я и не думал выражать неодобрение действиям правительства.

— Но, может быть, именно в этом случае… сэр? — нерешительно предположил Оливер.

Верховный судья покачал головой.

— Нет-нет. Во-первых, я не знаю их действий. Во-вторых, одобрять или не одобрять правительство — не моя прерогатива, я имею дело только с конкретными людьми и только на основании Закона. Я — всего лишь седло, мистер Донкастер, а вовсе не конь, и уж, конечно, не Россинант.

— А если перед седлом предстанет сам Дон Кихот? — подхватил Оливер.

— Если он будет продолжать в том же духе, то до этого дело не дойдет, — сухо ответил лорд Эргли. — Но если даже и так, то будь он Дон Кихот, Дон Жуан или Сид Компеадор — все едино. У меня нет ни глаз, чтобы смотреть, ни рта, чтобы говорить, одни законы.

— А если на этот случай законы не писаны? — настаивал Оливер.

— Так не бывает, — заявил судья. — Можно неверно применить или истолковать закон, можно соблазниться посторонними вещами и хитрыми речами, но любое недоразумение между людьми может быть разрешено при условии равенства перед законом. А в основе нашего закона — чистый душевный порыв…

— Мистер Линдсей! — провозгласила служанка, открывая двери.

Хлоя порывисто встала навстречу Френку. Оливеру вдруг почудилось, что последняя сентенция судьи обратилась в жизнь. Хлоя прошла совсем рядом с его креслом, и он машинально повторил про себя слова судьи, пытаясь вспомнить их первоначальный смысл. Потом обернулся и спросил:

— Разве утренние события не содержали конкретных действий со стороны мисс Барнет?

Верховный судья нахмурился. Чего доброго, этот Донкастер начнет комментировать любое движение Хлои. Впрочем, вопрос был задан четко, и ему пришлось отвечать.