— Вполне возможно, она только растопила в них лед, — засмеялся он. — Но нет, это неправда. Там каждый дышит пыром, пыр протекает под веками. Это их очищает, каким-то образом выжигает все лишнее, чрезмерное, ненужное — случайные мысли, чувства и наклонности, оставляя тело и морфу без грязи. Иногда по этой причине они кажутся наивными, словно дети, иногда же — словно дети, жестокими.
— Говорят, что у тебя там есть дом.
— Мхмм?
— На Луне.
— Она подарила мне имопатру… немного земли. Как-нибудь, во время полнолуния, я покажу где это, эстлос.
— Осядешь там?
— Ты спрашиваешь меня про планы? — Пан Бербелек снова рассмеялся. — Ты же знаешь, князь, даже газеты пишут про Этхерный Флот. Будет большая война с адинатосами.
— Будет, не будет, — пробурчал Теург. — И разве кто-то знает, когда? Через год, через два, через десять, через сотню лет. Ты же сам нам рассказывал, как невозможно что-либо предугадывать с участием двух каратистов одновременно. Кто может предугадать, когда подуют благоприятные политические ветры? А прежде всего: разве не справятся они сами, без тебя? Такая куча каратистов, одна Иллея… А эти сплетни, якобы, ты должен был войти прямиком в Форму арретеса — ведь это же было бы самоубийством; хуже самоубийства — самоуничтожением, и если бы ты, эстлос…
— Чего, собственно вы добиваетесь, милый князь?
Эстлос Теург как-то странно глянул на Кратистоубийцу, щуря глаза за желто-зеленым дымом.
— Тебе известен «
— «Падая, вижу, как небо отдаляется от меня…»
— Да. «Не тот владеет, кто порождает, и не тот владеет, кто уничтожает. Владеет тот, кто может уничтожить».
— Но ведь это неправда. — Пан Бербелек процедил струйку дыма сквозь зубы. — Владеет тот, кто способен защитить от уничтожения со стороны всех остальных.
Князь пожал плечами.
— Так или иначе, сейчас они знают, что, пока ты живешь, они не находятся в безопасности.
— Ох, как раз это я понимаю. Буквально сегодня мои хоррорные перехватили очередного террориста.
— Боятся — значит, ты обладаешь властью. Ты не каратист, но способен стать против них как равный.
— Ну, не будем преувеличивать.
— Выслушай меня, эстлос. — Князь отложил трубку и склонился к пану Бербелеку, в блеске танцующего пламени его рыжие волосы сделались словно пыр. — С тех пор, как мы стали ленным владением, все время пытаемся удержать эту хрупкую независимость, балансируя на Канаде между Силами; и так столетие за столетием. После каждого изменения равновесия нам снова приходится искать способ быть независимыми. Иногда приходится платить за это, к примеру, принимая Форму Григория Понурого. Теперь мы пытаемся очиститься от нее; возможно, удастся ускорить дело, благодаря приглашенным текнитесам калокагатии. Ведь окончательной целью является свобода. Ты спросишь, что такое свобода. Свобода выбора Формы. Понятное дело, мы не сотворим аристократов из невольников — но ведь можем максимально увеличить разнообразие среди обычных людей.
— Я изумлен, князь, — с весельем заметил Кратистоубийца. — Ты говоришь почти так же, как те безумцы из секты демократов. Что сказала бы на это твоя Якса?
Теург покачал головой.
— Мы прагматики, не собираемся бунтовать здесь против естественного порядка вещей. Правление народа тоже ведь было бы своеобразным правлением аристократов, только более грязным и менее эффективным, поскольку оно требовало бы на одну ложь больше. Ведь по самому определению, аристократ — это тот, чья Форма сильнее, кто способен навязать свою волю. Демократия — это противоречие само в себе: чтобы править, должна возникнуть иерархия, а раз возникнет иерархия, не все уже будут равными. Мир, жизнь, человек — все существует благодаря установлению иерархии; равенство — это окончательная какоморфия, в которой неизбежно растворяется любая Форма.
— Но ведь ты говорил о свободе ее выбора.
— Как я уже говорил, мы — прагматики. Княжество Теургов, это небольшая страна, наверняка наименьшее суверенное ленное владение в Европе: Воденбург, пара десятков местечек, несколько сотен деревень. Но тебе известно, эстлос, каким был наш баланс торговых оборотов за прошлый год?
— С экономической точки зрения, у вас замечательное положение.