Иные песни

Когда они уже возвращались по каютам, Амитасе задержала ненадолго Иеронима и Ихмета. — Мы еще не определили подробности вашего пребывания в Александрии. Лаэтития наверняка пригласит вас к себе во дворец; передаю приглашение от ее имени. Вы же наверняка не откажете? Эстлос? Господин Зайдар? — Нимрод глянул на Бербелека вроде как вопросительно, но Иероним стоял достаточно близко, чтобы его охватила корона охотника; он тут же понял контекст. Под одной крышей! Доступ днем и ночью! Запусти волка в кошару! Пригласи домой вампира! Жертве никогда не отказывают.

— С удовольствием.

Раздеваясь ко сну, господин Бербелек размышлял над мотивациями перса. То, что он склонял его к более скорой атаке, скрытного убийства, которое бы предупредило другое скрытное убийство, этому нечего удивляться — это лежало в его природе; он был тем, кем был, не нужно искать дополнительных мотивов для охотящегося волка: он волк, вот и охотится. Но-но. Предположим, что солгал, что он совсем даже и не видел тогда Шулимы в свите Чернокнижника, что он вообще не был в Херсонесе, что это какая-то шутка, месть, заговор…

Но тут же Иерониму пришла в голову другая мысль: ему не хочется верить, поскольку настолько глубоко погрузился в антосе Амитасе: еще немного, и уже не поверю в какую-либо подлость с ее стороны, даже если бы увидал ее собственными глазами; то есть, конечно, поверю, вот только она уже не будет иметь значения; гораздо более важным окажется самая малая улыбка Шулимы, ее удовлетворение мною, и я прощу.

Так кто же прав? На чьей стороне правда? В столкновении форм ни разум, ни логика не срабатывают, сколько существует свет, здесь мерка одна: сила. Между Зайдаром и Амитасе, как между молотом и другим молотом — как ударит, такую форму и примет. Вот господин Бербелек, правда, стратегос Бербелек, вот он мог бы….

Крик, смертельный визг, наполовину людской, наполовину животный, пронзил стенки каюты и подхватил Иеронима на ноги. Это снаружи, с балкона — направился он к двери, прежде, чем пришла мысль — так кричат, когда шрапнель разрывает внутренности, когда пуля расщепляет кости. Сам он был босиком, в одних штанах, открывая двери, споткнулся о порожек, выругался, теряя равновесие, и очесал висок о раму. Совершенно дезориентированный, господин Бербелек выскочил на прогулочную палубу.

Холодный ветер моментально выгнал остатки сонливости. Пан Бербелек сощурил глаза: после выхода из света в ночь, он видел все в форме двухмерных пятен тени. Во всяком случае, палуба была пуста — он поглядел в направлении носа и кормы, когда же он вновь повернул голову, на палубе уже кто-то был: из своей каюты, последней в ряду, кабины, вышел Ихмет Зайдар. Одетый в многоцветную, шелковую джибу, одной рукой он завернул ее длинные полы, вторую же руку сунул в дверь за лампой, после чего поднял источник света вверх. Свинья слегка колыхалась, тени затанцевали, изгнанные желтым сиянием. Ихмет указал на предохранительную сетку слева от себя. Они оба подошли, где-то на уровне каюты М ликотовая сетка была разрезана, в сплетениях зияла вертикальная дыра длиной в добрые четыре пуса: разорванные концы трепетали на ветру словно веревочные султаны.

Открывались очередные двери, появлялись другие пассажиры: заикающийся Кистей, Абель с Алитеей в поспешно наброшенных накидках, Порте с Антоном, потом два других вавилонянина и Шулима. Одни только Вукаций, Магдалена Леезе и семейство Треттов не заинтересовались причинами ночного шума.

В этой толкотне, когда все пропихивались поближе к источнику замешательства, достаточно было бы одно резкого рывка аэростата, чтобы кто-нибудь выпал через разрез, самого Иеронима уже несколько раз подталкивали к нему, балкон был очень узкий.

— Что случилось?

— Кто кричал?

— Не были бы вы столь любезны не наступать мне на ноги!

— Может кто-нибудь сказать…

— Эстлос! С тобой все в порядке?

— Может господин Зайдар…

— Кто-то разрезал, вы же сами видите.

— Он истекает кровью.

— М-мнне кккажжжется, чттто эттто…

— Но кто кричал?

Шесть голосов, два языка, полный масштаб эмоций — от истерии до иронии. Господин Бербелек ожидал, когда появится капитан Вавзар, чтобы навести порядок. Но араб все не шел, вместо него появились два доулоса, которые в замешательстве остановились сзади, не зная, что делать. Впрочем, Иероним был здесь самым низким, он не мог заметить за головами собравшихся, кто прибежал еще. Вцепившись одной рукой в сетку, второй он отталкивал наклонившегося над разрезом Урча.

Ненадолго он перехватил взгляд Порте. Слуга указывал на его голову:

— Кровь, эстлос.

Господин Бербелек протянул коснулся лба, в этот самый момент «Эль-Хавиджа» слегка наклонилась, вавилонский гвардеец навалился на него всем своим весом. Иероним отпихнул его, ударив локтем под ребра.

— Молчать! — рявкнул он. — Все! Вернитесь в каюты! Остается Зайдар. Вы! За капитаном! Срочно!

Все подчинились приказу.

Когда они остались на балконе одни, Иероним склонил перед нимродом голову.

— Посвети. Какая-то рана, я чувствую кровь. Погляди.

— Ууу, рана довольно глубокая, даже, вроде, видна кость. Затупленное лезвие. Это он?