Иные песни

Слева от него находился темный куст спутанных жил и сухожилий, без крови, без костей — хаос вывороченных на желтый свет внутренних органов — вот только что это были за органы, в какое упакованные тело, какой формы? Не было ни низа, ни верха, ни спины, ни боков, ни головы, ни хвоста — лишь плотное сплетение черных артерий и серых связок, которые не соединяли друг с другом каких-либо частей организма, начинавшихся и заканчивающихся в пустоте.

На столе прямо перед паном Бербелеком между проволоками висел алый, словно кровь новорожденного, скелет гигантской бабочки. Понятно, что у бабочек костей нет. Но глаз видит, ум называет. Если бы хотя бы эта «бабочка» имела голову — так нет, не было, с обеих сторон ее венчали прозрачные надувные шары из напряженной пленки, наполовину заполненные какой-то маслянистой мазью. Левое крыло «бабочки», но, скорее, кости левого крыла — были раза в два больше, чем кости правого крыла.

На столе справа проволока соединяла лишенные кожи конечности крупной обезьяны — только конечности и голова. Торса не было.

— Говорят, что именно так она и выглядела, — ответил таксидермист на вопросительный взгляд пана Бербелека. — А в средине был один только зеленый туман. И вот из этой мглы — лапы, ноги… Якобы, туман стек каплями и испарился, когда охотники возвращались в Александрию. И вот что мне со всем этим делать? — беспомощно разложил руки демиург, и левый локоть тут же подскочил выше плеча.

Ихмет Зайдар подошел к не-бабочке, медленно провел ногтем по шару осклизлой пленки.

— Ну что же, пули их берут, — буркнул он.

После чего криво усмехнулся пану Бербелеку, как будто уже полностью освободился из под его Формы:

— Так как? Неужто не поохотишься, эстлос?

* * *

На следующий день, 28 априлиса, в Диес Лунае, пан Бербелек отправился в Александрийскую Библиотеку. Фарада он отправил уже с утра. Никто не видел, как Иероним достает из под фальшивого дня своего путевого сундучка зачитанную книжку в черной обложке и прячет ее в глубокий карман кируффы.

Музей, основанный Александром в свой шестидесятый день рождения по образцу афинского Лицея его учителя и второго отца, Аристотеля, первоначально состоял из часовенок, посвященных Музам (со временем, превращенных в святилища различных богов), садов, где под открытым небом читались лекции (со временем они все были поглощены Садами Паретене), зверинца-бестиария (также поглощенного Садами) и основанной самим Аристотелем библиотеки. Библиотека, финансируемая из правительственной казны, не занималась исключительно физическими исследованиями и поисками софии, посему оказалась крайне полезной для бюрократического центра Александрийской Империи, в который достаточно скоро превратился город. Вскоре библиотека обрела независимость и расстроилась так, как об этом не мечтал и ее создатель. К настоящему времени, после почти двух тысяч лет непрерывного собирания, копирования, переводов и анализа книг и всяческих других материальных носителей человеческой мысли, Великая Библиотека в одной только Александрии занимала более двух десятков зданий, где размещалось несколько сотен миллионов томов; помимо того, существовали различные филиалы Библиотеки в странах бывшей Империи. Одна лишь Пергамская Библиотека во времена расцвета Селевкидов могла равняться с Александрийской.

Для человека с улицы, желающего воспользоваться этой сокровищницей знаний, правильной дорогой была дорога через Серапеум. Храм Сераписа был первым аннексирован разраставшейся Библиотекой. Он продолжал оставаться местом культа бога плодородия и смерти — хотя, в данном смысле, первенство принадлежало знаменитая множеством оздоровлений святыня в Каноппе — но прежде всего, исполнял роль публичного входа в Библиотеку. Жрецы и библиотекари в течение столетий разработали кодекс мирного сожительства, которым обе стороны были весьма довольны.

Виктика пана Бербелека проехала по мосту над Мареотейским Озером, свернула с Белеутского Тракта налево и, застряв в уличной толкучке, остановилась посреди юго-западного квартала Старой Александрии. Иероним заплатил виктикарию, после чего, накинув капюшон на голову, влился в реку прохожих. По образцу Зайдара, он приобрел бамбуковый посох, так называемую рыкту — служила она, в основном, чтобы бить прохожих по ребрам и ногам, равно как и защищаться от чужих рыкт. Аристократы в принципе не перемещались по городу пешком и без сопровождения слуг.