Еда оказалась отличной, кости мы закопали в золе и продолжили путь… Но уже через несколько минут пришлось остановиться, потому что Гану стало плохо. Его стошнило, а потом, судя по виду, стало сильно знобить, и я сказал, что надо сделать привал, но он махнул рукой и сказал, что это все глупости и он чувствует себя отлично. Лицо у него при этом было очень злое, и я не решился ни о чем спрашивать».
«Который день в пути. Подходим ближе к лесу. Дважды нам попадались города людей – один мы объехали стороной, и я ничего толком не смог увидеть из-за того, что он был обнесен высокой стеной.
Другой, наверное домов на пятьдесят, мы посетили. Дома напоминали те, что в городе Тофф, – невысокие, яркие, но с травяными крышами, и узоров на них было не так много. Вообще, правильнее будет, наверное, назвать это место поселком: при каждом доме был двор, и я видел холей и свиней – во всяком случае выглядели эти животные точь-в-точь как самые обыкновенные свиньи. Домашней птицы тоже было немало – куда более яркой, чем наши куры или гуси, но не менее крикливой.
Люди здесь были одеты проще, чем в городе, и сначала все смотрели на нас неприветливо – потом оказалось, что недавно поскоэли ограбили поселок.
Дайну это встревожило – она сказала, не стоит идти дальше по тракту какое-то время.
У Хи оказались кусочки материала, похожего на бронзу, и эти кусочки она обменяла на припасы у местных. А еще они показали нам колодец, где мы пополнили запасы воды и напоили холей, а потом пустили помыться в баню.
Какое счастье, что здесь у них тоже бывают бани! Мне кажется, таким чистым я не был со времен Красного города. Даже побрился – и волосы, как мог, укоротил, правда, кажется, не очень ровно вышло, потому что вечером Дайна сначала смотрела на меня так, как будто вот-вот рассмеется, а потом предложила помочь поправить.
Нас пустили переночевать, и Дайна выменяла у местных несколько бутылок с очень крепким напитком. Хи отказалась его пить, а я сделал один глоток, закашлялся и больше не стал.
Дайна и Ган выпили по целой глиняной чашке – и это хорошо, потому что после этого они наконец разговорились.
Ган выдал Дайне нашу легенду – мол, мы братья, но росли порознь и виделись достаточно редко. Дайна начала ехидничать и спрашивать, из-за чего мы смотрим друг на друга волком, – но Ган как-то ловко отшутился и начал рассказывать охотничьи байки – и расспрашивать Дайну заодно.
Дайна впервые на моей памяти разговаривала, а не нападала или защищалась. Сначала она тоже делилась байками про охоту. А после того, как Ган наврал ей с три короба о нашем детстве – даже я заслушался, – рассказала, что жила со своими родителями на острове посреди моря в маленькой общине Аждая. Там они только и делали, что воздавали ему хвалу, и родители растили ее (по тому, как она отводила взгляд, мне подумалось, что наверняка строго) как жрицу и истово верующую, пока не погибли в кораблекрушении, – значит, здесь тоже строят лодки и корабли.
После этого она перебралась на большую землю, чтобы привлекать верующих к Аждая – да только не так просто это делать, когда его самого нигде нет.
Хорошо, что возможности Дайны как видящей как-то ограничены – в противном случае у Гана не по лучилось бы ее дурачить.
Глаза закрываются.
Как дела у Каи? Что сейчас делает Кая?
Не нужен мне неведомый читатель. Я хотел бы писать для нее – для Каи.
Жива ли она? Да, конечно, жива.
Спокойной ночи, Кая».
«Вчерашний разговор растопил лед – не то чтобы обстановка в нашей группе стала дружеской, но по крайней мере теперь мы говорим друг с другом – все, кроме Хи, – и один раз Дайна даже смеялась: признаться честно, слышать ее смех настолько непривычно, что прозвучал он несколько жутковато.
Ган, видимо, решил, что совсем завираться не стоит, потому что сегодня много рассказывал Дайне об Агано и его жителях – а после этого много расспрашивал ее. Его у нее не получается ставить на место, как меня: Ган внимания не обращает и гнет свое – или отвлекается на какую-то байку или расспросы о том, что мы проезжаем, а потом опять как бы невзначай возвращается к тому, что его интересует. Дайна это видит, но все равно попадается.
Со мной Ган общается ровно, иногда подшучивает – играет какую-то роль, и мне это не нравится.
Мне хотелось бы доверять хотя бы ему, раз уж больше некому.
Вечером Дайна подстригла меня – мне было немного не по себе при виде ножа в ее руках, но я жив, здоров и, по словам Дайны, стал похож на человека».