Инжектором втиснутые сны

Я действительно не знал, не мог быть уверен. Это было как подслушивать парочку, трахающуюся в соседней квартире. Звуки сами по себе очень обманчивы. Рычания и стоны могут звучать как пародия на похоть, которой и в помине нет. Порой можно подумать, что двое на кровати дерутся и каждый старается сделать другому побольнее — а на самом деле все наоборот.

Я подумывал насчет того, чтобы послушать запись дальше, но решил, что и без того услышал вполне достаточно. Скорее всего, это была игра. Но даже если нет — не мое это дело, чем они там занимаются, правильно? Я сунул кассету в футляр.

В пять минут первого заморгал телефон.

— Студия KRUF. С вами говорит не Джон Леннон, это невероятно непристойная подделка…

— Я дал тебе не ту кассету. Ты ее уже слушал?

— Нет еще. Я собирался…

— Не вздумай. Запись на этой кассете — исключительно личная, — он говорил спокойно и сухо. — Если ты услышишь хотя бы минуту этой записи, я буду вынужден убить тебя.

Я рассмеялся:

— Деннис, мелодрама тут ни к чему. Я ее еще не слушал, и уж теперь-то точно не буду. Что бы там ни было, она в полном…

— Где она сейчас?

— Здесь, у меня. Я тут совершенно завален новыми альбомами, и у меня просто времени не нашлось…

— Оставь ее. Я пришлю за ней кого-нибудь. И знаешь, дружище… — слово «дружище» он произнес так же, как говорил Джим Джонс в последний день своей жизни, — …я знаю эту пленку. И у меня есть сверхчувствительная электронная аппаратура. Если ты хоть раз ставил эту кассету, я об этом узнаю. И тогда я убью тебя, дружище. Я не вру. Мой телохранитель тебе кишки узлами завяжет, — и он повесил трубку.

Так-так. Я осмотрел кассету. В машине я не позаботился перемотать ее на начало. Теперь поставил на перемотку. Конечно, он был чокнутый. Нельзя определить, сколько раз слушали запись. Или можно? Я вытащил перемотанную кассету и еще раз осмотрел. На том месте, где я остановил пленку в машине, край ленты торчал чуть выше. Я покрутил катушки, надеясь, что пленка в кассете ляжет ровно. Не вышло. Решил развинтить корпус и перемотать ленту вручную, укладывая ее ровно. И тут подумал — да что за херня?! Я теперь что, должен разнюниться до соплей от страха перед невнятными угрозами какого-то конченого дегенерата, больного на голову? Господи, вот еще! Бог ты мой, да не может он всерьез нацелиться убить меня только за то, что я тридцать секунд слушал, как он валяет свою жену. Валяет, надо же, наше словечко из шестидесятых! Кстати, вот он вполне может до сих пор так говорить. Ну же, детка, давай поваляемся. Включи-ка «лавовую лампу».[166]

Шарашимся — до потери мозгов.

Я поставил «В-52»,[167] вышел и положил кассету на стол в холле. Так что если Большой Уилли приедет за ней, я смогу уболтать его перейти из моего верного святилища — стеклянного купола — туда. Просто на всякий случай — вдруг ему захочется потренироваться вязать узлы.

Часы шли, но никто так и не явился. Я подсознательно ожидал еще одного звонка, но по телефону были обычные дела: вечные романтические посвящения; фанат, жаждавший послушать что-нибудь из группы под названием «Fuck» — либо это была шутка, либо какая-то местная панк-группа, о которой я ничего пока не слышал; красочная увертюра одинокого санитара; скабрезная заявка на «Misty» («Ни за что, детка, ползи назад в свою клетку»); и юная латиноамериканка, которая только что разругалась со своим парнем и проглотила штук тридцать колес. Я выспросил у нее адрес и передал его парамедикам в Пико-Ривера. Вот и доброе дело этой ночью сделал.

Было уже почти шесть, а за кассетой так и не пришли. Утренний ди-джей Эдди, ухмыляясь во весь рот, влетел в студию, напомнив мне, почему я предпочитаю ночные смены:

— Эй, смотри, что я нашел в холле! — он держал кассету.

Я забрал ее.

— Ага, это моя, — опускаться до объяснений я не стал.

— Доброе утро, Лос-Анджелес! — заверещал он в микрофон, пока я выбирался за дверь. — Вперед и вверх, ребята! Начнем-ка сегодня утро с «J. Geils Band»![168]

Я рванул к лифту, с его успокаивающей «Like а Hurricane»[169] Нейла Янга[170] в «мьюзаковской»[171] версии. В машине я решил, что пора с этим кончать. Я уже двое суток толком не спал, еще не хватало, чтобы Большой Уилли опять приперся к полудню долбить в мою дверь. Я свернул с Сансет на автостраду Тихоокеанского побережья и погнал против общего направления в этот час пик: крыша опущена, из радио летел дребезжащий голос Рэнди Ньюмена,[172] воздух уже раскалился, как в топке. До дома Контрелла я добрался в начале восьмого.

Учитывая время, я рассудил, что они или еще спят, или еще не ложились. Не желая беспокоить их ни в том, ни в другом случае, или рисковать еще одной встречей с их любимцами, я остановился у почтового ящика на воротах и приоткрыл его крышку. Я собирался бросить внутрь кассету, но тут из интеркома сквозь помехи раздался женский голос:

— Да, что вы хотите?

Это была миссис Контрелл. Я поглядел на дом и различил ее силуэт в забранном решеткой окне на верхнем этаже.

— Доставка, мэм. У меня тут коробочка «Коппертон»[173] для Гиджет.[174]