Инжектором втиснутые сны

Я разыскал ее номер и позвонил ей сразу же, пока еще был на взводе — я знал, что если отложу на потом, то не позвоню никогда. Назвался. Пауза. Я ожидал услышать короткие гудки или визгливые пьяные обвинения в духе «Крошки Джейн Хадсон».[353]

Но когда она ответила, послышался приятный, мелодичный голос Бланш: «Скотт Кокрэн? Да, конечно, помню».

Она пригласила меня приехать.

Это был бледно-желтый оштукатуренный дом в Ломите, рядом с трассой — это по-прежнему был рабочий пригород из тех, где пикапы паркуют на крохотных газончиках перед домом. Она отперла дверь и впустила меня, шугнув белую кошку. Внутри мало что изменилось с начала шестидесятых — строгая мебель виниловой эры, торшеры, часы с изображением взрыва сверхновой на циферблате — впрочем, я приехал не за тем, чтобы выразить восхищение ее дурацкому чувству китча. Я был изумлен тем, как хорошо она выглядела. Ей было сильно за пятьдесят, а ее лицо было таким гладким — на самом деле, даже слишком гладким, словно керамическим. Может, алкоголь и взял свою дань, но ее хрупкая фигура выглядела достаточно молодой. У нее были такие же темно-каштановые волосы, такая же сияющая кожа и те же изумительные голубые глаза, что у Черил. Я проследовал за ней в дальнюю комнату, наши шаги по линолеуму разносились эхом; она предложила мне «Таб».[354]

Вернувшись с пластиковым стаканчиком, она заговорила:

— Ты не представляешь себе, как я рада, что ты позвонил. Я уже давно считаю, что задолжала тебе извинение.

— Извинение? — я опустился на край глубокого кресла с искусственной обивкой «Ногахайд»[355] зеленого цвета.

— Да. За то, как я вела себя после того, как пропала Черил. Знаю, знаю, это было уже много лет назад. Не хочется бередить старые раны, но…

— Все в порядке. Я совсем недавно много думал о тех днях. На самом деле…

— Вскоре после этого я бросила пить, — перебила она меня приятным голосом. — Довольно-таки скоро, — она улыбнулась и сделала глоток своей «Фреска».[356] — И очень вовремя.

— Это хорошо, — я толком не знал, что сказать. — Насколько я понимаю сейчас, это всегда казалось мне чем-то вроде проблемы.

— Это было больше, чем проблема, — она сердечно рассмеялась и потянулась к своей пачке «Вирджиния Слимс». — Как бы то ни было, я прошу прощения.

— Да все нормально. Думаю, тогда было тяжелое время. Для всех… — я оборвал себя, так и не договорив «…кто любил Черил», поняв с неприятной мне ясностью, что скорее всего, это могло относиться только к ней и ко мне.

— Да, так и было.

Я почти осушил свой стаканчик «Таб» — нервничал. В банке было еще, я налил себе и слегка смущаясь, пересказал то, что недавно услышал от Гейл Спайви, добавив, что узнал об этом совсем недавно. Пока я говорил, миссис Рэмптон поднялась, подошла к сдвижной стеклянной двери и поглядела на убогий задний дворик. На ней были облегающие слаксы и блузка, подчеркивающие фигуру. И когда она обернулась и поглядела на меня, яркий свет из-за спины скрыл черты лица, и она более, чем обычно, напомнила мне Черил — стоящую у окна моей комнаты в похожий день. На миг я выпал из реальности, представив себя и Черил, стареющими вместе, с обвисшей кожей и брюшками в наши шестьдесят, но любящими друг друга по-прежнему. Когда я закончил говорить, миссис Рэмптон ответила не сразу.

— Наверное, сердцем я всегда знала, что она мертва, — наконец заговорила она. — Я пыталась убедить себя, что она просто сбежала из дому. Господь свидетель, у нее были для этого причины. Я была совершенно отвратной матерью.

Я мысленно увидел сцену двадцатилетней давности, лета шестьдесят четвертого, когда я зациклился на одном-единственном объяснении тому, куда Черил могла уехать — потому что оно казалось самым правдоподобным.

На закате я въезжаю на стоянку для трейлеров в пустынном районе Аризоны и выясняю, где живет отец Черил. Припарковываю машину и подхожу к неприметному алюминиевому трейлеру, сердце гулко колотится. Едва не вздрагиваю, увидев пару брючек-капри цвета морской волны, висящих на подвязанной сзади веревке. Подхожу к двери-ширме, в крови бушует адреналин, наконец-то я нашел ее. Она приехала сюда, к отцу, как и говорила тогда: «если дела будут совсем плохи». Стучу в дверь.

Открывает пожилая женщина с увядшим лицом:

— Да?

— Здесь живут Хортоны?

Она в нерешительности:

— Вообще-то наша фамилия сейчас Брайер. Вы спрашиваете моего покойного мужа. Он умер некоторое время назад.

Ошарашенный, я объясняю, что вообще-то я ищу дочь покойного мистера Хортона, Черил.

— Знаете, по-моему, последний раз я ее видела на похоронах ее отца. Лет шесть назад.

Возвращаясь к своей машине, я еще раз бросаю взгляд на брючки-капри. Они на полную девушку.

И мчусь через Долину Монументов со слезами на глазах, думая: «Да, она ушла к отцу, все так, на его здоровенное гребаное ранчо в небесах».

Голос миссис Рэмптон вернул меня в настоящее.

— Да, было тяжко, когда они нашли останки, — сказала она. — Я больше не могла притворяться. Это было что-то вроде затянувшейся скорби.

Я заставил себя выждать секунду, и лишь потом спросить:

— А удалось определить, как она умерла?