– Очень хорошо. А ему кто порекомендовал?
– А я этого не знаю, – скосил Михаил Львович глаза в другую сторону, – это вы у него у самого спросите.
– Мы-то спросим. Но он должен был как-то его вам представить.
Глаза Михаила Львовича разъехались в разные стороны.
« Переживает старичок, – догадался Алексей».
– Да, вот сейчас вспомнил. Вот вы спросили… и сразу вспомнил. Он сказал, что он его хороший знакомый, по работе в США… вот.
– Хм, а вы ведь тоже работали в США, если я не ошибаюсь?
– Да, работал, – старичок поднял плечики и изобразил удивление, – но я никогда не думал, что это преступление. И Геннадия я там не знал, – он подумал и добавил, – и не встречал.
– Хм, ну хорошо, а с кем встречались, с кем знакомились? Ну, например…
– Молодой человек, у меня там был очень большой круг знакомств, я же журналист – международник, – глаза опять съехали в одну сторону. Шепотом добавил, – и потом, я же уже докладывал.
– А вот к этому большому кругу ваших знакомых, имел честь принадлежать Борис Соломонович?
– Да какие там знакомые, – деланно засмеялся бывший журналист, – так, парой фраз перекинешься. Но Борис Соломонович действительно, имел честь… принадлежал.
– А с ним вы где познакомились, тоже в США?
– Что значит тоже? – он опять недоуменно пожал плечиками. – Но познакомился я с ним действительно, в США, – скосил глаза в другую сторону, – на симпозиуме.
– Как назывался симпозиум – не помните?
– Конечно не помню… столько лет прошло! « Воздействие демократических начал на формирование личности в развивающихся странах» – кажется так.
– Хм, простите, а вы на нем какой доклад делали?
Глаза съехали в другую сторону.
– Я? Да какой там доклад, так… пару слов сказал. Я уж и не помню. Буквально пару каких-то слов. Можно сказать, только вышел, никто и оглянуться не успел, а я уже снова сел.
– Та-а-ак, – протянул Алексей, – а мне говорили, что вы минут сорок распинались, как хорошо и весело в Америке, и как скучно в России. Руками… говорят, махали.
Алексей, внимательно наблюдавший за хозяином дома, с интересом пронаблюдал, как у него, упорно не хотевшего встречаться с его взглядом, глаза полезли в разные стороны. Он опять хотел пожать плечиками, хотел что-то сказать и – не смог.
– Вы сели, – безжалостно продолжил он, – а рядом с вами сел Геннадий… так?
– Что вы меня путаете? – взвизгнул вдруг Михаил Львович, тут же сам и испугался своей выходки и замолчал, опять уставившись куда-то в угол.
По- человечески Алексею было жаль старика. Невооруженным глазом было видно, что он врет, как сивый мерин, причем врет на протяжении всего разговора. Было понятно, что он нюхом старого пройдохи, почуял грядущую для себя неприятность и всеми силами пытается откреститься от всяких связей с Геннадием. Теперь его прежнее тщеславие в отношении большого круга знакомых обернулось против него. Ребенку было понятно, что если им заинтересовалась контрразведка – то это неспроста, и теперь они схватят его за эти самые знакомства, которыми он всегда очень гордился и настойчиво, с любовью расширял, и начнут трясти, пока все не вытрясут. Он еще не понял степень опасности в лице этого молодого, но хваткого сотрудника, и как человек с нечистой совестью, интуитивно старался выставить себя, как лицо совершенно постороннее.
– Вы меня извините, товарищ, – он запнулся, – господин из КГБ, но во мне зреют смутные сомнения, что вы меня в чем-то подозреваете!
– Пусть зреют, – опять безжалостно отозвался Алексей, – вообще-то я пришел к вам, чтобы услышать честную-пречестную правду о Геннадии, но видя, что правду вы говорить упорно не хотите, вижу, что вот и вы меня очень начинаете интересовать!
Тут бывший специалист по международным знакомствам вдруг действительно испугался.
– Я-я? Вас? – фальшиво удивился он, и от волнения даже прямо взглянул на опера, как он про себя окрестил Алексея.
– Что вы так удивляетесь? Да, вы! И вообще, я думаю, что мы с вами продолжим наше интересное знакомство. Во всяком случае, если вы по-прежнему будете отрицать свое близкое знакомство с Геннадием.
– Послушайте, я не хочу продолжения никаких знакомств. Я уже пожилой человек, тем более с вами, – он испугался так сильно, что заморгал и прямо и удивленно уставился на Алексея – не обиделся ли тот?
« Да-а, – протянул про себя Алексей, – хороши у нас журналисты – международники! Демократизаторы хреновы! Жаль, что некогда тобой заниматься, а надо было бы! Говори, сволочь, пока я тебя не расстрелял, как собаку! – вспомнил он фразу из какого-то фильма про войну и чуть не рассмеялся».
– Послушайте, товарищ, начал он внушительно, – у меня к вам простой вопрос и я хочу получить на него такой же простой ответ. Как и где вы познакомились с Геннадием, ну, если хотите, Николаевичем? Пока я вас по-человечески спрашиваю!