ИНЖЕНЕР

– Интересные бумажечки они там почитывают в рабочее время! Чем же они все-таки там занимаются? – хмуро спросил Полковник задумчиво почесав листками бровь, – Это что за такие научные изыскания о жизни кротов, за государственный, между прочим, счет? Он не огородник, значит, тут дачного интереса нет. Тогда получается одно из двух: либо мы с тобой правы и парень безнадежно болен, судя по количеству симптомов – и занимается самолечением, либо ими ведутся работы по зрению кого-то, обонянию кого-то, эхолокации кого-то.

– Бред! Ну, бред, говорю. Причем здесь тогда магнитные поля, любовь к арбузам и чистота барсуков?

– Вообще, действительно безобразие, куда страна катится? Ты тут света белого не видишь на государственной службе. Жены месяцами не осязаешь, не обоняешь, ни магнитно, ни ультразвуком – никак! ( Это была истинная правда – его жена месяцами жила в Италии и Полковник поневоле был вынужден проводить время в обществе Маргариты ). А тут, в оборонном НИИ, посреди бела дня, люди занимаются изучением того, как кроты и барсуки в туалет ходят. Ну ни стыда у людей, ни совести. Хотя… Это не наше дело!

– Есть еще версия, товарищ полковник, разрешите?

– Валяй!

– Записка какая-то странная конечно. Но я вот на что еще обратил внимание. Ведь на нашем языке крот обозначает чужого рядом с тобой.

Полковник с удивлением взглянул на своего сотрудника, задумчиво пожевал губами, погладил затылок, пару раз дернул головой и, наконец, решился, усаживаясь поудобнее.

– Давай майор… жги!

– Так вот, а если это донесение нашему «Коту» от какого-то человека, работающего на него, а нам неизвестного. Что это, за таинственный профессор С.? Если предположить, что они обнаружили нас, то это означает, что они его предупреждают на их языке, впрочем, довольно понятном! Ведь фактически они предупреждают: обоняние крота – значит те, кто рядом с тобой, все вынюхивают, магнитные поля и хороший слух у крота – ведь это предупреждение о прослушке. И этот профессор С. совершенно правильно говорит, что кроты слепы – ведь рядом с ним у нас действительно никого нет! Отсюда вывод-то один – не мы одни ведем его. И эти таинственные профессора, возможно, нас вычислили!

Полковник медленно встал и также медленно подошел к окну. На этот раз было тихо, и никто ничего во дворе не выгружал. Минуты три длилось молчание. Полковник быстро соображал и вспомнил вдруг одну замечательную фразу из кинофильма «Семнадцать мгновений весны» и она показалась ему идеально подходящей в данной ситуации.

– Вот что, Майор! Найди мне этого профессора! Но так, чтобы об этом знали три человека – я, ты, и он!

ГЛАВА 20

Чем более интересных результатов добивалась группа Рукалова, тем все более непроходимые препятствия возникали на пути. Он физически стал ощущать усталость и все чаще настигающую его раздражительность.

« Старею! Старею – жизнь прошла! Накопившийся груз переживаний, конфликтов и неудач, неуклонно тянет вниз, – думал он все чаще и чаще».

Сегодня утром его опять то ли обворовали в трамвае, то ли он сам деньги дома забыл, то ли вчера их и не клал. Вообще с этими деньгами творилось что-то непонятное: они постоянно исчезали, потом опять появлялись из ниоткуда – в основном, в разных местах в подъезде. Последний раз, тысячная купюра, пропавшая утром, спокойненько лежала в подъезде на подоконнике, когда он усталый поднимался на свой этаж после работы.

« Та-ак, сегодня опять в столовую не пойду, потому что не с чем идти. Надо будет со следующей зарплаты часть отложить – пусть лучше здесь лежат. Можно конечно с собой бутерброды мамины возить – только я не уверен, что и их тоже не вытащат. Откуда я знаю, может у них задача, чтобы я от голода умер? – думал Сергей, открывая холодильник».

Холодильник, конечно, оказался пуст. Там стояла бутылка кефира Дмитрия Николаевича и мясо для Шустрика – и все.

« Не густо,– опять подумал он, – Дмитрия Николаевича утром не будет: он с Ильей обходит помойки с целью добычи радиодеталей. Поэтому кефир можно выпить. Шустрик придет только под вечер, т.к. я его только что выпустил – поэтому можно отварить и съесть его мясо. А вечером подойдет Дмитрий Николаевич и купит что-нибудь для Шустрика. Ничего, еще чай есть; как-нибудь перебьемся!»