Глухо и прерывисто звучал голос Арри. Нэлла села, склонила голову и закрыла лицо руками:
— Я не знаю, возможно ли это. Но это унизительно, Арри!
— Ты — мать. Для матери все возможно и ничто не унизительно.
Она подняла голову.
— Я не очень верю. И… надо подождать, Арри. Я предчувствую, что тут будет что-то новое; чего мы не предвидим.
В это же самое время Мэнни один нервно ходил из угла в угол. Он ожидал Нэтти, чтобы дать ему последние инструкции перед поездкой; он испытывал странное волнение и, сам не замечая, думал вслух:
«…Я не увижу его несколько месяцев… Как я к нему привязался… У меня сжимается сердце… Ребяческая сентиментальность!.. Мне будет не хватать его, и будет темнее… У него лучистые глаза. Это — глаза Нэллы…»
Он остановился и глубоко задумался.
Послышались шаги в коридоре, стук в дверь. Вошел Нэтти. Начался деловой разговор. Когда они обо всем условились и Нэтти собрался уходить, Мэнни, после секунды колебания, остановил его.
— Я хотел спросить вас о другом. У вас есть портрет Нэллы?
— Есть, и со мной. Я взял его, потому что уезжаю вечером. Вот он.
Мэнни с изумлением смотрел на портрет.
— Это — последний? — спросил он.
— Да, он снят совсем недавно.
И, немного подумавши, Нэтти прибавил:
— Если хотите, я оставлю его вам. У меня есть другой.
3. Глубже и глубже
Поездка Нэтти вышла продолжительнее, чем предполагалось. Он уехал в начале осени, а вернулся уже весной — через год по земному счету. Ошибки и беспорядок, внесенные в технику работ за эпоху управления хищников, оказалось не так легко исправить, как думали сначала новые руководители. Хотя Нэтти за время путешествия присылал точные, сжатые доклады о том, что он нашел на местах и что предпринял, но ему пришлось дать еще подробный словесный отчет, который занял у них с Мэнни не один день. Эти долгие беседы часто отклонялись от чисто деловых вопросов, превращались в обмен мыслями, оценками, отдельными планами. Разлука словно сблизила отца с сыном, ослабив их взаимную сдержанность; так нередко бывает между натурами, обладающими действительным внутренним родством.
В конце своей поездки Нэтти присутствовал, как представитель управления работ, на торжественном открытии только-что оконченного канала Амброзия. Впечатления были еще ярки в памяти молодого инженера, когда он рассказывал об этом Мэнни.
— Мне хотелось бы быть поэтом, чтобы передать вам все, что я пережил в тот день. Я стоял, вместе с другими инженерами, на высоте дуги моста, перекинутого через канал над его шлюзами. По одну сторону уходило в бесконечность стальное зеркало Южного океана, по другую темнело внизу, направляясь через равнину к горизонту, сначала широкой, потом все более узкой полосой, уже готовое русло еще не рожденной гигантской реки. Сотни тысяч народа, в праздничных нарядах и с возбужденными лицами, волнами разливались по набережным; а дальше в обе стороны раскидывались красивые здания и сады города, которого не было пятнадцать лет тому назад; и еще дальше — лес кораблей в двух внутренних бассейнах, куда они скрылись от опасности погибнуть в первом порыве вод по новому пути. С золотыми лучами солнца среди прозрачного воздуха переплелись радость и ожидание, все окутывая и все соединяя невидимой эфирно-нежной тканью. На одно мгновенье эта ткань как будто разорвалась: отряд войск серой лентой, с холодным блеском и резким звяканьем оружия, разделил пеструю толпу; кровавые и черные воспоминания нахлынули массой, угрожая затопить красоту минуты. Но серая змея была на этот раз безопасна, тяжелые призраки прошлого расплылись туманом и исчезли перед сияющей действительностью…
Раздался сигнальный выстрел, и моя рука прижала рычаг электрического механизма шлюзов. Мне показалось, что все замерло в неподвижности… но это была, конечно иллюзия. На спокойной поверхности моря вдруг образовалась долина, которая резко углублялась к мосту. Все прежние звуки сразу потонули в гуле и шуме оглушающего водопада. Затем шум понизился настолько, что среди него всплыли восторженные клики тысяч людей. Мутная масса воды клубясь и пенясь со страшной быстротой неслась к северу по руслу канала. Великое событие совершилось: начало новому расцвету жизни было положено. Какое торжество объединенных человеческих усилий, всепобеждающего труда!
— Странно! — задумчиво заметил Мэнни. — Как своеобразно все переводится в вашей голове… Там, где, мне кажется, сама очевидность говорит о торжестве идеи
, вы видите торжество труда.— Но это одно и то же, — сказал Нэтти.