Инженер слишком любил цифры

– Мое впечатление?… – сказал он. – Прежде всего, дело это не похоже ни на какое другое. Обычно собирают сведения о пострадавшем. Круг расследования постепенно расширяется и рано или поздно преступник попадает в зону подозрений, проверок; даже если его еще не взяли, он так или иначе опознан. И вообще понятно, что к чему. Но тут! Все происходит в мире, совсем не похожем на тот, где случаются обычные преступления. Сорбье – человек безупречный. Вокруг него люди вне всяких подозрений, исследователи, влюбленные в свое дело. И, наконец, само преступление непостижимо. С чего, откровенно говоря, начинать расследование, если убийца вроде бы лишен всякой реальной оболочки, жизненной субстанции, если неизвестно, каким образом ему удалось скрыться с двадцатью килограммами в руках, и нельзя даже предположить причин, побудивших его совершить это преступление!

Марей, недовольный тем, что пришлось так долго говорить, пожал плечами и выудил из кармана смятую сигарету. Но, раз начав, он уже не мог остановиться.

– Конечно, на ум сразу же приходит шпионаж. Я и сам сначала так думал… Но куда ему податься, этому шпиону, с цилиндром, который весит больше, чем снаряд семьдесят пятого калибра. Шпионов интересуют планы, формулы. Они предпочитают работать с микрофильмами, а не брать на хранение тяжелые грузы. Чем больше думаешь об этом деле, тем оно кажется абсурднее. Не таинственнее, а именно абсурднее. Ни одна гипотеза не оправдывает себя. Таковы мои впечатления.

– Ну-ну, – сказал Люилье. – Хотите, я дам вам в помощь Ребье? Или Менара?

– Это ничего не изменит, – проворчал Марей.

– Нам требуется лишь одно, – сказал Рувейр, – найти цилиндр. И чем скорее, тем лучше. В противном случае нам грозят осложнения, которых вы и представить себе не можете. Наши союзники по Атлантическому пакту не останутся безучастными.

– Мы его найдем! – поспешил вмешаться Люилье. Рувейр встал, кивнул Марею и протянул руку Люилье.

– Держите меня в курсе событий ежечасно. Господин министр выказывает к этому делу особый интерес.

Перед высокой, обитой кожей дверью двое мужчин вполголоса обменялись еще несколькими словами, потом, когда Рувейр ушел, Люилье со вздохом вернулся к Марею.

– Ну и попали же вы в переплет, – выдохнул он. – Вам следовало бы несколько более обнадежить его, мой бедный Марей. Между нами, неужели дела так уж плохи?

– Почти.

– Ага! Почти! Значит, вы видите некоторый просвет?

– Самый незначительный.

– Надо было сказать об этом.

– Я жду сообщений от Бельанфана. Как только получу ответ, я вам сообщу.

Люилье снял с вешалки плащ, взглянул на стрелки электрических часов.

– До девяти я буду дома. Потом уеду ужинать к друзьям. Но вам дадут номер телефона. Звоните не задумываясь. Добрый вечер, Марей. Защищайтесь, черт возьми!

Комиссар спустился к себе в кабинет, где его ждал Фред.

– Ну как? – спросил он.

– Завуалированные угрозы. Перепугались они не на шутку… Может, я и сгорю, но сгорю не один… А-а, ты велел принести поднос, это хорошо.

Марей открыл бутылку пива и стал пить прямо из горлышка. Фред с беспокойством следил за ним. Марей перевел дух, поставил пустую бутылку на стол и спросил:

– Что слышно от Бельанфана?

– Он взялся за работу. Отыскал с полдюжины отпечатков, но уверяет, что все не то.

– Схожу-ка я к нему, – решил Марей. – Записывай, если будут звонить.

Совсем недавно для Бельанфана оборудовали под самой крышей вторую лабораторию. Картотека находилась в конце того же коридора. Несмотря на объявления «Курить запрещается», паркет был усеян окурками.

– А, вот и ты, – сказал Бельанфан. – Ну и работенку ты мне подкинул.

На нем был грязный халат, весь в пятнах, изъеденный кислотами. Он был тщедушный, белокурый, из кудрявой шевелюры все время выбивалась одна, закрученная, точно пружина, прядь и падала ему на глаза. Конверт в зажимах ярко освещался прожектором на подвижном стержне, стол был загроможден всевозможными склянками.

– У меня семь отпечатков, – сказал Бельанфан, – но, за исключением двух, все чепуха.

Он показал Марею на эмалированные бачки, в которых плавали фотоснимки.

– Не густо, – произнес Бельанфан. – Люди чересчур тщательно моются. Вот этот ничего… А этот, строго говоря…

Марей ничего не различал, кроме сероватых полос, испещренных более светлыми прожилками.

– Большой палец левой руки, – комментировал Бельанфан. – И палец этот мне что-то напоминает. Я его, конечно, видел, но когда?

Прикрыв глаза, он призвал на помощь свою удивительную память.

– Не вдаваясь в технические подробности, – шептал он, – я могу утверждать, что палец этот когда-то давно был слегка расплющен. Еще заметен шов у сустава… Я жду, когда принесут увеличенные снимки. Ну как там клише? – крикнул он в глубь лаборатории.

Потом, вернувшись к фотоснимкам, колыхавшимся в бачках, добавил:

– Парень, должно быть, побывал у нас, но в связи с каким-нибудь незначительным делом, иначе я бы вспомнил…

Ассистент принес увеличенные снимки, еще влажные, и Бельанфан, наколов их один за другим кнопками на доску, отступил немного назад и, склонив голову, разглядывал их.