Инженер страны Советов

– Так это он вас из воды вытащил, – девушка оживилась, – мальчишки говорили, что чуть следом не нырнул, да успел ухватить. И как только смог на мостки вас вытащить? А сюда ему вас те же мальчишки помогли занести. Тут он вам голову и перевязал. Он это умеет. А потом за моим братом мальчишек послал, а тот мне велел сюда прийти и дяде Феде помочь. Я курсы медсестёр закончила и перевязки делать умею.

– А сам этот дядя Федя где? – спросил я.

– Так он в ОРС[4] с завхозом уехал по делам. Велел мне за вами присматривать. А брат придёт вечером после службы.

– Извините, девушка, а как вас зовут? А то неудобно общаться, не зная имени.

– Я, Татьяна, – девушка протянула мне свою ладошку.

– Михаил, – я аккуратно пожал тёплую ладошку, – Скажите, Таня, а где я вообще нахожусь и кто такой этот ваш дядя Федя?

– Так вы ничего не помните? – девушка слегка удивилась, – Вы на лодочной станции, а дядя Федя тут сторожем работает и живёт здесь же. Он утром рыбачить пошёл и увидел как вы тонете у самых понтонов. И голова у вас разбита сильно была. Он сам с костылём ходит, но как-то смог вас вытащить, и к себе в комнате разместил. Да велел помалкивать о вас и никому не рассказывать. А вы, наверное, как мой брат, в органах служите?

– В каких? – я аж поперхнулся.

– Ну, в НКВД. У вас вон и часы наградные, – Татьяна кивнула на мою руку с часами.

В этот момент закипел чайник и девушка отвлеклась на него, снимая с примуса и ставя подогреваться мисочку с, по-видимому, обещанным бульоном. А я невольно залюбовался ей. Простенькое ситцевое платье в горошек подчёркивало её стойную фигуру, а белые носочки с туфельками вызвали улыбку. Перехватив мой взгляд, Таня засмущалась.

А потом мы пили чай. Хотелось бы сказать, что пили вкусный чай, но, увы, тот напиток, который мы распивали, чаем назвать мне, избалованному действительно хорошим чаем, было затруднительно. Спасали вкус добавленные в заварку травы. Душица, зверобой и лист смородины сделали наш напиток скорее отваром трав, не лишённым, однако, своей прелести. Давненько я такое не пил, да ещё из металлической кружки. Несколько небольших кусков сахара, лежащих на блюдце, подсластили наше чаепитие. Я аккуратно, чтобы не обжечься о край кружки, отхлёбывал чай и смотрел на девушку. Татьяна налила чай в блюдце и, держа её в одной руке, другой макала в него маленький кусочек сахара и, откусив от него своими идеально белыми и ровными зубками, запивала парящим напитком. Сахар, кстати, был намного вкуснее того, что я ел в 21ом веке. За чаепитием я аккуратно пораспросил девушку. Ну что можно сказать? Сейчас действительно 18 августа 1938 года и я действительно нахожусь в родном городе Белорецке. После чаепития девушка быстро помыла кружки под умывальником и засобиралась домой, пообещав ближе к вечеру прийти меня проведать. Сказала только, что брат и дядя Федя просили меня не выходить из комнаты, если в их отсутствие я встану на ноги.

Проводив девушку я вернулся на свой топчан и, откинувшись на подушку, задумался. Забросило меня во времена, мягко говоря, не простые. Про "стопицотмильёнов" репрессированных я не верил, да и архивные документы об этом говорили, но вот то, что в эти времена загреметь на нары "под фанфары" было проще простого, в это я верил целиком и полностью. Достаточно было быть подозрительной личностью. А куда уж быть более подозрительным чем я? Мелькнула даже мысль по-тихому свинтить отсюда, пока остался один. Но как мелькнула, так и пропала. Сбежать то не проблема, а вот куда потом? Да и не хочу я этого. Как ни странно, но в этом времени я чувствовал себя вполне, как бы это сказать, комфортно, что ли. Я хотел здесь жить. Наверное это была подсознательная мечта, которая крепла с каждой прочитанной книгой о попаданцах.

Остался вопрос с легализацией. Прикинуться потерявшим память? И что это мне даст? Ровным счётом ничего. Кому я тогда буду интересен? Хотя если жить жизнью обычного обывателя, то и такой вариант вполне прокатит. Вот только смогу ли я так жить, зная, что мог помочь стране и ничего для этого не сделал? Остался вариант открыться. Но тут надо всё хорошенько обдумать. К Сталину меня никто близко не подпустит. Писать письмо ему глупо; наверняка почта проверяется, а это значит, что обо мне станет известно ещё кому-то. В таком случае вероятна утечка. Выходить на НКВД, пока во главе ведомства стоит Ежов, глупо вдвойне. Единственным адекватным человеком, с которым пока возможно наладить контакт, остаётся Берия, что бы там про него не выдумывали либерасты в будущем.