Инженер своей судьбы. За Союз

Мы остались вдвоём, Боб всё также смотрел на море, изредка поглядывая на часы. Было очевидно, что мы ждём какую-то лодку, чтобы подплыть к ней на своей резинке, Боб подтвердил мои слова, сказав, что как он скажет, надо быстро бежать к воде, и прыгать в лодку, которую он принесёт. Для убедительности он помахал перед моим носом пистолетом с шприц тюбиками. Я не сомневался, что если понадобится, он выстрелит в меня и легко перенесёт моё тело к воде и закинет в лодку. Возможно, так и планировалось изначально, но видя мою покорность, на протяжении всего пути от Москвы, он немного расслабился и решил, что я и своими ногами прекрасно добегу, а он лодку принесёт. Я понял, что это мой последний шанс остаться на Родине. Я покорно сажусь в лодку, а когда мы достаточно отплывём от берега, прыгаю в воду и стараюсь под водой как можно дальше уплыть от лодки, время от времени незаметно поднимаясь, чтобы глотнуть воздуха. Был, конечно, один большой минус в моём плане — это наручники на руках, да ещё за спиной. Но выбора не было, нас в спецшколе учили перекидывать руки в наручниках из-за спины вперёд, у меня даже неплохо получалось, а плаваю я хорошо, должен выплыть. Боб будет грести на вёслах, а значит, свой пистолет положит на пол, пока он его схватит, у меня будет секунда, другая. Долго искать меня они не смогут, всё-таки это территориальные воды СССР, в любое время могут пограничники появиться.

В общем, план ещё тот, но другого всё равно не было. Спустя часа полтора в море на секунду блеснул какой-то огонёк и Боб подняв меня за шкирку, придал толчком ускорение в сторону моря, а сам, подхватив и поставив на голову лодку, потрусил следом. Преодолев полосу прибоя, мы заскочили в лодку, и Боб стал грести как на соревнованиях по гребле. Как я и предполагал пистолет он бросил себе под ноги. Когда мы отплыли метров на двадцать от берега, я глотнув как можно больше воздуха, просто перекинулся за борт, одновременно пнув пистолет куда-то в сторону носа лодки. Погрузившись в воду, я камнем пошёл на дно, одновременно выворачивая руки в наручниках вперёд. Удалось мне это уже на дне, глубина оказалась небольшая, метров пять, и я, подняв голову, разглядел на фоне неба силуэт лодки. Не теряя времени, а главное воздуха, я рванул вдоль дна в сторону и не поднимался до тех пор, пока в глазах не начало темнеть. Несмотря, на то, что в лёгких полыхал огонь, я постарался всплыть как можно тише и, приподняв над водой только лицо, вдохнул воздуха и опять погрузившись, поплыл. Так я делал много раз, пока совсем не выбился из сил, я уже практически не соображал куда плыву и легко мог повернуть в сторону лодки. Уже теряя сознание, я повернул в сторону берега, хотя его совсем не было видно в кромешной темноте. А может у меня в глазах уже всё померкло, я из последних сил просто старался держаться на волнах, которые, я надеялся, бегут к берегу. Не помню, как я доплыл до берега, или волны сами выбросили меня на него, сознание моё отключилось раньше. А очнулся я, оттого что кто-то облизывал мне лицо. С трудом разлепив веки, я увидел, что уже начало светать, а лицо мне лижет собака, немецкая овчарка, с ошейником на шее. Увидев, что я очнулся, она радостно гавкнула, и тут же я услышал голос.

— Найда, что там у тебя? — скрип сапог и эти самые сапоги, стоящие возле меня.

— Ни хрена себе, товарищ сержант, здесь утопленник кажись. С трудом разлепив рот, я прошипел, — сам ты утопленник, — и попытался повернуться и сесть, но у меня не получилось, я только застонал.

— Лежать, не двигаться, — тут же заорал боец и загремел автоматом.

— Что тут у тебя Голиков? — раздался другой, более уверенный голос, и в поле моего зрения появилась вторая пара сапог.

— Диверсант товарищ сержант.

— Убери автомат, Голиков. Диверсантов в наручниках не бывает. Чьи-то сильные руки меня бережно повернули на бок, а затем посадили, поддерживая за плечи.

— Пить хотите? Я только молча кивнул и почувствовал, что в губы мне упирается горлышко фляги. Я с жадностью напился, почувствовав себя значительно лучше. Теперь я мог говорить, а не шипеть воспалённым горлом.

— Я офицер Комитета Государственной Безопасности, — начал я, обращаясь к сержанту, — у меня есть информация государственной важности. Снимите, эти чёртовы наручники, и доставьте меня, как можно быстрее, к вашему командиру. С меня сняли наручники, сержант связался по рации с начальством, и мы пошли в сторону дороги, которая проходила по кромке леса. Через двадцать минут подъехал уазик с двумя пограничниками, не считая водителя. Меня бережно, но настойчиво усадили на заднее сиденье, а сами сели по бокам. Машина, взревев двигателем, помчалась по дороге, как мне объяснили, сопровождающие бойцы, сразу в штаб отряда. Ехали довольно долго, не меньше часа, я думал все кишки, вытрясет, дорога была никакая. По приезду меня провели сразу к командиру отряда, у которого, как я позже узнал, сидел начальник особого отдела.