Инженеры. Пьеса без действия в пяти картинах

А л е к с а н д р. Смысла нет, а приемная есть. Лучше, что ли, когда ни смысла, ни приёмной?.. Нет, я голосую, за полированное однообразие. (Поднимает руку.)

С е р г е й. Ну, и пропадЁшь. Одинаковость мертвит, а люди, будь их воля, все бы стали одинакового роста и с одинаковыми рожами.

А л е к с а н д р. Почему же тогда они разные?

С е р г е й. Тебя обманули. Люди станут разными в заисторические времена, и мы не узнаем – станут ли? А то, что сейчас один – доктор наук, а другой – слесарь сантехник, это так, броуновское движение, мышиная возня вокруг дутых принципов.

А л е к с а н д р. Ну, спасибо, просветил… ЖивЁшь-то как, светило?..

Кухня

И р и н а. Всю жизнь мечтала стать домохозяйкой и до сих пор не имею даже собственной кухни.

Н а т а ш а. Какие-то у тебя мечты – домохозяйка!

И р и н а. Я, конечно, об этом никому не говорила. Честно признаться, сама не знала, что домохозяйкой, просто манил издалека маяк и было на нём тепло, светло, уютно, вокруг детские голоса, запах блинов, картошки в мундире, а за окном, непременно – дождь со снегом, тучи низкие, хмурые, и на календаре – суббота… Но, знаешь, как во сне иногда: в лодке одна, хочешь к берегу, а поток тащит тебя на стремнину, все дальше, дальше…

Н а т а ш а. И не крикнуть, не прыгнуть. Знаю.

И р и н а. Из-за этого красного диплома я сделалась совершенной дурой. В школе очень не любила математику, теоремы, даже сами цифры. Бр…р…р… В институте все расчеты считала сама, знаешь ведь – «преодолевала», и сейчас сижу около этой математики. Разве глупее придумаешь? Из многих дел на свете я не люблю только одно и всю жизнь им занимаюсь. Какая-то неумная шутка.

Н а т а ш а. А ты брось.

И р и н а. Как это?

Н а т а ш а. Просто – брось, как я своего немца. Думаешь, мне легко было. Э-э! Потрудней, чем красный диплом заработать. Одних слез – твоя река.

И р и н а. Тебе от кого-то, а тут от себя самой. На поезде не уедешь.

Пауза.

Н а т а ш а. Отнеси им бутерброды и пиво, пусть займутся.

Большаякомната.

А л е к с а н д р. Как пишется?

С е р г е й. Как дышится, так и пишется.

А л е к с а н д р. То есть – никакой практической возможности?.. (Усмехается.) Что-то не торопятся наши однокашнички.

С е р г е й. Ну, и чёрт с ними.

А л е к с а н д р. Тебя не огорчает, что с каждым годом нас собирается все меньше и меньше? (Ире.) О! мы уже думали в магазин бежать, а тут!..

С е р г е й. Нет, не огорчает. (Ире.) Спасибо. (Смотрит ей в след.) Я бы рад совсем ни с кем не встречаться… Путешествия по собственному прошлому противны, с живыми свидетелями тем более.

А л е к с а н д р. Угрюмый ты мужик. По-моему, старые друзья самая прочная и трогательная связь с жизнью.

С е р г е й. Ага, не сама жизнь, а только связь с ней, не сущие друзья, а старые, как, впрочем, и все… какое-то ненастоящее, старое… пыль.

Н а т а ш а. (Проходит из кухни в маленькую комнату.) Не может быть, я только утром все протирала.

С е р г е й. Тут не тряпкой… Нам ещё нет тридцати, а мы все наперебой «было, было», как будто вся жизнь уже прожита.

А л е к с а н д р. А ты думаешь, вся жизнь – впереди?

С е р г е й. Впереди, сзади…

А л е к с а н д р. Все же давай выпьем за то, что было, за то, как я давал тебе списывать, за то, как ты мне чертил и рисовал, короче – за нашу старую дружбу.

С е р г е й. Мы с тобой никогда не дружили.

А л е к с а н д р. С какой ноги сегодня встал? Не дружили… Это как раз и нечестно: дружба, дружба!.. Мы и не хоти её, и не знаем, что она такое, хотя по мне, если не враги, значит, друзья. (Поднимает стакан с пивом.)

С е р г е й. А если не друзья, значит, враги?

А л е к с а н д р. Как хочешь. (Встаёт, идёт в маленькую комнату за Наташей.)

Сергей бренчит на гитаре. Ира останавливается в двери, слушает.

Маленькая комната.

Н а т а ш а. Ты заметил, Серёжа какой-то… (Подбирает слово.)

А л е к с а н д р. Злой? Заметил.

Н а т а ш а. Почему – злой? Неспокойный, дёрганый…

А л е к с а н д р. Скажи ещё: обиженный, странный… Нет, просто злой.

Н а т а ш а. Почему злой? За что ему на нас злиться? На тебя?

А л е к с а н д р. Наверное, расстраивается, что придется целый вечер провести в компании обыкновенных инженеров.

Н а т а ш а. Да он и сам инженер.

А л е к с а н д р. Он у нас не просто инженер, а инженер человеческих душ. Прораб духа. Про-раб…

ВходитИрина.

И р и н а. Восемь, может, много?

Н а т а ш а. Ты меня хоть не расстраивай – ставь все!

Ирина расставляет на столик стаканы и выходит.

А л е к с а н д р. Неудачные поэты, как старые девы. Чем старей, тем злей и бесплодней. Поэты даже хуже, у них климакс – самое позднее в тридцать лет. Не разродятся и ищут на ком бы зло сорвать… как сама-то?