Инженеры

Она перечисляла все, что знала о цехе, о людях, или о чем догадывалась, и невольно речь клонилась к тому, что цех ее — особенный, любопытнее прочих; в нем — огромные печи, вагранки, воздушные и подземные конвейеры, и много-много всего появилось за самое короткое время.

ГЛАВА XIV Испытание

Десять машин «Осборн» стоят неподвижно, — черные, почти без блеска, а рядом с ними тянется лента конвейера. В проходе на полу перемешивают черную землю. Двое принимаются просеивать ее в больших грохотах — ситах. Авдентов берет на пробу горсть, бросает на пол, — и ком земли разломился на несколько частей.

Такая земля годится в работу. Он кладет модельную доску на стол, прочищает сжатым воздухом, Настя следит за Авдентовым, видит, как прыгает квадратное сито в его руках, как наполняется модель землей, как трамбует ее машина.

— Ну теперь пробуйте вы, — предлагает он и, завидев мастера, оставляет работниц на его попечение.

Рядом с этим отделением длинной петлей проходит второй разливочный конвейер. Тут грудится толпа вокруг Степана Зноевского, и он рассказывает, с какой скоростью пойдет лента конвейера и как надо разливать жидкий металл.

— А как же так? — недоуменно, почти со страхом глядит на него Харитонушка. — Ежели она в глаза пыхнет?

— Кто — «она»?

— Да вот эта самая… Как ее?.. жидкость, металл горячий. Свету вольного не взвидишь и навек слепым останешься. Кому охота?.. Приспособленье должно быть.

Зноевский смеется, и люди смеются вокруг него. Он велит принести «ухваты» с тиглями — небольшими ковшами, стенки которых вымазаны огнеупорной глиной. Люди берут «ухваты», становятся в очередь, по двое подходят к Зноевскому и осторожно, как требует он, медленно наклоняют тигли, будто выливают из них металл.

Эти простые движения с порожней посудой занимают немного времени, — главное еще впереди, когда в вагранках закипит металл, когда завоет пламя в электропечах и польется с громом тяжелая струя расплавленной массы. Зноевский говорит, и его слушают напряженно. В глазах Харитонушки отображается страх перед надвигающимся огнем и металлом; он ежится, молчит, ни о чем больше не спрашивает, хотя десятки разнообразных вопросов мучают его теперь.

До этого дня все было ясно: он имел дело с землей, владел хорошо лопатой, — больше ничего не требовалось. Потом подтаскивал доски, грузил бочки с цементом, — там было нужно старание и немного смекалки, чтобы дольше не устать. По вечерам ходил на курсы, а на площадке помогал верхолазам. На этом деле требовалась другая сноровка: рассчитать время, надеть петлю стропа на конец балки — и она пойдет вверх. Вскоре он постиг и ремесло верхолаза, только по причине возраста своего не забирался высоко, а все — где пониже и попроще. Но и тут в руках у него был холодный металл.

Теперь все менялось; следовало уже учиться обращению с огнем, с расплавленным чугуном. Его не возьмешь в руку, к нему не прикоснешься рукой в голичке… Бежит металл, бежит лента разливочного конвейера, людей много — и никогда, никогда не прекращается это размеренное по секундам движение — и здесь, и рядом в отделении, и в соседних цехах, — во всем заводе!.. Старику стало страшно от этой движущейся на него лавы, в нем треснул и переломился какой-то стерженек, который держал его на протяжении долгих и трудных месяцев стройки.

— Не пойдет! — выкрикнул он панически, и бледное вытянутое лицо, с густой белой бородой, передернулось.

Зноевский повернулся к нему:

— О чем ты это?

— Завод не пойдет!.. Не может пойти такая махинища!

И хотя этот нервный, панический крик был только следствием долгого напряжения и усталости, но, как первая весть о поражении, ошеломил многих.

Настя Бисерова подошла к Харитонушке, который глядел на нее распяленными, но невидящими глазами, и ворчливо сказала:

— Ежели самому померещилось, так молчи, а народ зачем мутить?.. Народ сам про себя знает. — Не иначе и сама она поддалась той же мысли.

Зноевский смотрел на старика долго, потом на лице — спокойном и чуть насмешливом — дрогнула улыбка:

— А ты иди отдохни… помойся, закуси хорошенько, выпей рюмочку «с устатку» и ложись спать… А утром голова посвежее будет.

— Ловко ты ему распределил, Степан Аркадьич! Спланировал! — крикнул пожилой литейщик-сормович. — Кругом засмеялись. — Он так и сделает, факт!

— А что? — встрепенулся старик, подбодренный душевным словом инженера и дружным смехом своих людей. — Такие корпуса воздвигли — да не выпить, да не поспать?.. Тогда и жить на белом свете не надо… А завод, он, конечно…

— …Пойдет, пойдет, — досказал Зноевский, чтобы и следа не осталось от панически тревожного вскрика Харитонушки.

Испытание начиналось в десять часов утра, но Бисерова Настя пришла в литейку спозаранок и ничуть не удивилась, застав здесь других женщин, которые прибирали цех. Казанцева сметала щеткой с конвейера пыль, осевшую за ночь; они подмели пол, прибрали инструменты, кое-где оставленные рабочими.