Инженеры

Ей надоели эти советы: приходила Варвара и тоже приневоливала к работе, и Настя Горохова, а теперь и отец за то же. Словно все сговорились. Маруське вон хорошо: на легкую работу поставили.

— Мало ли что, — прервал он со злостью. — Она, может, с образованьем, а ты и писать-то как следует не обучилась, а ведь могла бы!.. Я не осуждаю, а советую, как тебе лучше, а ты — бестолковая, в голове-то у тебя солома. Вот и выходит все вкривь да боком. Ну что же, как-нибудь проживешь. Вот что: хочу с тобой посоветоваться. Не знал я допрежь, что и ты тут будешь. Стройка большая, нам не тесно с тобой, а только… как бы чего не случилось…

— Что, и отсюда гонишь? — сердито взглянула Катька, не совсем поняв отца. — Ну что — и уйду.

Он всяко пробовал втолковать ей, что собирается уйти сам, что ее отнюдь не гонит, но она уже не слушала. Такой была она дома, такой, видно, и останется впредь. А может, и в самом деле, уйти ей на другую стройку, или опять на старое место, — подумал втайне Мартын, потому что не хотел искать для себя лучшей должности.

— А куда идти-то надумала?

Но допытывался он напрасно. Ничего определенного она не сказала ему: или сама не знала, как поступить с собой, или решила что-то, да не хотела сказать, чтоб избавить себя от ненужных ей наставлений и упреков.

ГЛАВА VII У тихого болота

В том месте, где Медвежий лог разветвлялся на две ложбинки, стояла у леса живописная улочка брезентовых палаток. Серые полотнища шевелились от ветра, то надуваясь парусами, то западая опять внутрь.

Направляясь из гавани на бетонный завод, Дынников шел тропой к этому полотняному городку, который разрастется вскоре, чтобы исчезнуть с наступлением первых осенних заморозков.

Кажется, позавчера Борис Сергеевич слышал доносившиеся отсюда песни, девичьи и мужские голоса и шум беззаботного веселья. А теперь тихо и безлюдно тут. Из одной палатки выбежала пестрая лопоухая собачонка и, блудливо оглядываясь по сторонам, пустилась вдоль ложбины.

Дынников заглянул в крайнюю палатку, — она оказалась совершенно пустой — ни кроватей, ни стола, ни табуреток. Коврик примятой травы занимал всю площадь в ней: палатку только что поставили и не позже как завтра заселят.

Во второй — жили; у входа чернело круглое пятно от костра, торчали вбитые обгорелые колышки с развилками на концах, тесно стояли в ней деревянные кровати, покрытые одеялами, сшитыми из разноцветных лоскутьев; в углах — сундучки, корзины, вещевые мешки, под подушки засунута одежонка, а на одной из постелей лежал — краном вверх — давно нечищенный самовар. На постройку завода пришла сюда деревня, и в связи с этим усугублялись и без того великие трудности руководства людьми.

«Ничего, осилим», — сказал себе Дынников, радуясь тому, что народ прибывает на площадку.

Сидевшая на постели молодая женщина, увидев его, тут же поднялась и стала у входа — низенькая, нескладная, с круглым животом, впалыми глазами и веснушками на лице. Это была Кожевникова Катя.

— А вы… уже не работаете? — обратился к ней инженер.

— Да… я по дому убираюсь… обед нашим готовлю.

В палатку он не вошел, но и отсюда различил одну, опрятней других, постель, а на столике — газеты, книжки, и спросил:

— А это кто читает?

— Маруська Олейникова… В конторе работает, а живет с нами. Она девчонок грамоте обучает и сама на курсы ходит.

— А вы учитесь?

— Нет. Я ведь плохо понимаю, — ответила Кожевникова.

Осмотрев все палатки, Борис Сергеевич обнаружил древнего старичка, полуглухого и одноглазого. Это был тот самый старик, которого видел он, когда провожал Брайсона. В уголке приметил бутылку водки, запасенную, не иначе, к предстоящей гульбе. Она была никак не припрятана, — значит, обладателям ее мнилось, что прийти сюда никому из начальства долго не взбредет в голову, или не боялись вовсе.

Старик отвечал торопливо и все придерживал сухой ладошкой ухо, чтобы не пропустить какое-либо слово, и часто переспрашивал:

— Я?.. мое дело малое: добро стеречь да чайник скипятить… Чего?.. водка это, водка. Она сама по себе… не знай, для чего… Может, свадьба какая, аль так, весельства ради… Как же!.. к нашим ребятам с «Капказа» ходят, — товарищи навещают… Как же! На девок урожай ноне, — самый клев, — вот и ярятся… До того пляшем, до того бушуем, — ни одна держава за нами не угонится!..

Это ошеломило Дынникова.

— И ты заодно с ними? — невесело пошутил он.

— Я?.. как же… Я — нет. Я и смолоду-то водку не пил… и без нее в груде болит. — И он поцарапал грязную сухую грудь. — Мое дело малое — стеречь да кипятить… Ежели поднесут, — ну, выпью глоток, — чтобы людей не гневить. А то и так сижу, караулю… Кому чего подать — подаю… И опять гляжу, как они того… веселятся…

— Давно здесь живешь?