— Нет… когда разохочусь. Сынок у меня там, учится. Деньжонок ему возил… студент он, скоро инженером будет. Вот я и того, ездил по домашности. А часто — где тут!.. Одно беспокойство: далеко ведь, а народу развелось — полно. Машина — ее поймать надо. Прошмыгнет мимо носа, только ее и видели. Хочешь — дожидай другую, а не то — за этой беги, а она тебе в нос бензином чихает. Я намедни одну секунду не поспел — ушла окаянная! Потрусил за ней, да нешто нагонишь! Так и шел всю дорогу пешком, как в старо время. А мне говорят: прогульщик… А какой я прогульщик, ежели за ней вприпрыжку бежал, как заяц, и чуть не задохнулся до смерти!.. Кабы помоложе был, ну тогда другой разговор, — может, и достиг бы.
Вытянув шею, он посмотрел на шофера — тот был очень молод, наверно, неопытен, — и не внушал доверия.
— Нам с тобой, Варварушка, не прогадать бы? Солнышко в горку ползет, а мы все по ямам мотаемся да скрипим. Этот оголец, как покойника, нас везет. Как бы чего не случилось…
Изношенная машина тяжело переваливается с боку на бок, покачивая людей, с трудом вползает на пригорки, еще тише и нерешительнее спускается в низинки, но мотор ревет, дребезжат стекла, и резкий, металлический, какой-то злобный вскрик прорывается часто-часто.
Дорога избита колдобинами, колеса по временам зарываются в глубоком песке, потом — полверсты шоссе, выложенного булыжником, и тут машина набирает скорость.
Идущие гуськом и группами по дороге строители отходят на обочину, шагают луговиной — с мешками за спиной, с сундучками, корзинами, с обмотанными тряпкой пилами, топориками, по которым легко распознать их ремесло. Вон одна молодая баба, с заткнутым подолом, помахала кому-то красным платком, лицо у ней тоже красное, а сама она круглая как бочка. Идут пожилые, старые, шагает резво молодежь, — точно всех их гонит каким-то ветром в одну сторону — к новому заводу.
— Вот удивительное время, — глядя на них в оконце, раздумчиво продолжает Харитонушка. — Стронулась матушка Россия с места, со всех сторон прет и прет. Могутный народ, плодуща сила!.. Только одно плохо, что не все молодые ребятки к новому обычаю ремесла прикладываются с охотой. Мы, мол, сами с усами. Вроде, кориться зазорно. Слыхал я, на пятом участке дело было: американец велит водой смачивать бут, а наши лоботрясы сухой кладут, как сподручнее: «Ты, мол, чужая душа, здесь не хозяин, мы свое знаем». А бут, ежели сухой положить, после первого дождичка обязательно трещину даст. Потом пришлось переделывать заново. А в соцгороде в одном месте четыре метра стены возвели и тут является один хлюст с усиками и приказывает разобрать до дна: — «Почему так?» — спрашивают. — «А потому, что водопроводу лечь негде, а будущие жильцы без воды жить не согласны». Конечно, без воды что за жизнь рабочему человеку!.. а только: о чем ты раньше-то думал, светлая голова?.. где ты, мошенник, был, когда мужики свое вымудрили? Дай место осоту — и огурцов на белом свете не станет. Раз тебя приставили к месту, так гляди во все четыре глаза, а то они и цехи-то соломой покроют, — так им проще!.. А начальник тоже не всякий к строгости приучает. Однажды экскаватор упал, так мы его, почитай, два дня подымали. А всего и дела-то на два часа. Вот оно что. А в гавани что вытворяют — беда! Иду как-то вечером, — а по реке булки плывут, чего сроду не видано!.. Вот тут и думай: почему плывет хлебец по воде? куда плывет он, бедный, и откуда?.. Оказывается, сгноили его в ларьке — и выбросили…
С интересом слушали Харитонушку и другие, ближние к нему пассажиры, однако делая вид, что их нисколько не занимает это словоречие.
Машина вдруг замедлила ход, поскрипела недолго на самой малой скорости — и стала в ямине.
Молодой шофер, стриженный «под ершика», подергал рычагом, потом выскочил из кабины и, отбежав на луговину, присел покурить.
Пассажиры — было их тут человек тридцать — разного ремесла и чина, сперва засмеялись такой выходке, увидав сизый дымок шоферской папироски, потом негодующе и оскорбленно загалдели.
— Авария, что ли? — недовольно спросила Варвара, обращаясь ко всем.
— Какая авария! Ишь, покурить захотел, — насмешливо ответил один из пассажиров, заглянув в окно.
Некоторые уже вылезли, чтобы узнать, в чем дело, — старик посидел немного, пождал и спрыгнул тоже.
— Слазий! — махнул рукой шофер. — Все слазий!.. дальше не повезу.
— Почему так? — подошел к нему Харитонушка. — Вези до конца, ежели взялся. Нешто так полагается?
— Горючего больше нет. Ни капли.
— Так нам же на работу надо! — кричали на него со всех сторон. — Безобразие! Головотяпы! Издеватели!
— Я тут ни при чем…
— А кто же?
— Ступайте в гараж и ищите заведующего… Мне он собственноручно налил такую порцию, что стыдно даже признаться.
— Врет! — кричали кругом. — Продал, наверно, или возил кого, для кармана своего стараясь… к стенке таких подлецов!
Варвара послушала возмущенные голоса и, подойдя к шоферу, спросила требовательно: почему он не предупредил еще в городе?
— А я говорил, что не хватит… сказал русским языком — горючего нет!
— Так зачем же ты в городе у остановки стоял?