Инженю меняет амплуа

Кэрри уверенно вела меня на первый этаж. Насколько я знала, там находился актовый зал, помещение местного театрального клуба и тому подобные места для творческого самовыражения студентов.

И тут до меня донеслась фортепианная мелодия, красивая, но грустная. Мне подумалось, что кто-то включил запись, но Кэролайн вздохнула и произнесла:

— Ну вот, так и думала. У Брендона нервы шалят. Сильно.

Я удивленно посмотрела на соседку.

— Это что… он?

Честно говоря, не верилось.

— Он, — подтвердила девушка. — Обычно, если Брен садится за фортепиано, это очень плохой знак.

Лезть в паучье логово мне уже не хотелось, но не заворачивать же назад, когда Кэролайн уже привела меня к Брендону?

— Насколько плохой знак? — боязливо уточнила я, пытаясь понять, удастся ли выйти целой после разговора с кузеном.

Кэрри выразительно фыркнула.

— Вот можно подумать, он тебя убьет. Иди уже, раз пришла.

Стучать я не стала, не желала разрушать хрупкое волшебство музыки. Пусть доиграет. Может, и подобреет заодно. Подобреет… Мечты-мечты. Тихо открыв дверь, я скользнула внутрь, мечтая стать невидимой.

Фелтон сидел за фортепиано, полуприкрыв глаза. Его пальцы жили как будто собственной жизнью. Я ни капли не сомневалась в том, что играть Брен мог и в кромешной тьме и даже не испытывать при этом особых затруднений.

Свет лился из узкого окна, падал на лицо кузена… и я внезапно поняла, что Брендон красивый. Нет, я вроде бы и раньше знала, что у него правильные черты лица, что его многие считают привлекательным, но холодный цепкий взгляд как будто бы мешал разглядеть Паука как следует. А тут вдруг словно у меня глаза открылись.

И вот сейчас этот красивый парень расскажет мне много нехорошего обо мне самой.

Когда смолкли последние звуки, я решилась окликнуть кузена.

— Брен?

Волшебство рассеялось за долю секунды.

В меня вперились паучьи буркала, и мне подумалось, что нет, все-таки скорее страшный, чем красивый.

— Тебя жизнь ничему не учит? — спросил он безо всякого выражения.

Хотелось сбежать. Сильно.

— Учит. Меня Кэрри проводила. Она в коридоре стоит, — поспешно выпалила я, пока Брен не начал метать громы и молнии.

Брендон нахмурился и, повысив голос, сказал:

— Кэролайн, ты можешь идти. Я ее сам доведу до комнаты.

Наверняка Кэрри послушалась. Не могла не послушаться. И я осталась лицом к лицу с Фелтоном.

— Брен, прости меня, пожалуйста. Я не должна была выходить одна и рисковать. Мне очень стыдно и больше я так не поступлю.

Звучало… жалко. Это даже мне было понятно.

— Тебе стоило бы сказать это старшим, — равнодушно отозвался кузен. Кажется, мои потуги помириться оставили его равнодушным.

Я вздохнула.

— Я уже им говорила, что больше так не буду.

В глазах Фелтона мелькнуло подобие интереса.

— И что они?

Решила сказать правду.

— Сказали, что буду. Но я ведь честно обещаю! И я очень хочу, чтобы ты не злился на меня больше, Брен! А еще… спасибо, что приглядываешь за мной. Бесит, но я понимаю, что ты заботишься.

Если долго вглядываться в бездну, бездна начнет вглядываться в тебя. Если долго смотреть в глаза Брендона Фелтона, покажется, что вглядываешься в эту пресловутую бездну.

— Мне кажется, твое нарочитое дружелюбие излишне, — откликнулся Фелтон, и, как всегда, не удалось понять, что же он чувствует в этот момент.

И вот что с ним таким делать, а?

— Почему же нарочитое? И ты здорово играешь. Мне очень понравилось.

Пронять Брендона заслуженной вроде как похвалой не удалось. На породистой физиономии представителя рода Фелтон не дрогнул ни единый мускул.

— Я посредственный пианист. Просто дань аристократического воспитания, — прохладно отозвался он. — Большой брат играет на порядок лучше.

Я немного растерялась.

— Солнышко умеет играть на фортепиано?

Фелтон кивнул.

— Как и Валентин. Леонард предпочел скрипку. Лекс выбрал виолончель, а после самостоятельно выучился играть на гитаре. У Вайолет совершенно нет слуха, поэтому в свое время она провела много времени у мольберта. Индира и Бель долгое время занимались балетом, при желании могли выйти на профессиональную сцену.

С каждым произнесенным Брендоном словом я чувствовала себя все более маленькой и незначительной. Я ничего этого не умела! Ни на чем не играла, не рисовала, а уж про балет и говорить не стоило!

— Вы такие талантливые?

Физиономия Паука приобрела снисходительное выражение.

— В целом, не больше прочих людей того же возраста. Это условности нашей прослойки общества. Дети должно уделять свое время творчеству, чтобы развиваться духовно.

В который раз за последние месяцы поняла, насколько я не подхожу под стандарты своих родственников. Пока я жила с мамой, считала, будто то, что я прочла множество книг, делает меня исключительной. Но почему-то оказалось, кузены и кузины тоже библиотеку не обходили стороной. Печально даже как-то.

— Ты еще и поэтому смотришь на меня как на существо второго сорта? — спросила я, уже зная ответ.

Фелтон пожал плечами.

— Кажется, мы говорили о том, что ты больше не будешь совершать глупости.

От ответа, стало быть, ушел. Это даже можно счесть за проявление вежливости. Надо же, какой прогресс в отношениях.