Инженю

Шеридан крепко зажмурилась. Престон проявил невероятное понимание, когда она наконец-то призналась ему, кем является. Она рассказала ему о Норе, и его облегчение, что она играет с женщиной, чуть не заставило её плакать от любви и благодарности. Но если бы она делала это с мужчиной, его терпению, вероятно, пришел бы конец, и она снова осталась одна. И все же... Она была тем, кем была, и ей нужно было это принять. Именно об этом каждый раз твердила ей Нора. Что не надо объявлять на весь мир, что она - сабмиссив, но пора перестать стесняться этого перед самой собой. И сейчас ей хотелось быть избитой и оттраханной. И если она не могла получить Нору, сойдет и Кингсли. Она вспомнила, как последний раз виделась с ним. Боже, его костюмы... они представляли собой чистейшую Эдвардианскую эротику. Серый сюртук, вышитый жилет, галстук-эскот и сапоги для верховой езды.

Кингсли мог даже больше.

- Ладно, Кинг. Да, Господи, да! Пожалуйста. Когда?

- Сегодня? В два часа. Bien?

- Oui, - выдохнула Шер. - Trèsbien.

Она приняла душ, переоделась и накинула пальто с капюшоном. Никто в городе не мог быть так уверен в своей безопасности, как КингслиЭдж. И все же он защищал своих клиентов с устрашающим упорством, достойным его ротвейлеров. Однажды, одной репортерше удалось узнать, что один из этих клиентов - всем известный защитник прав человека - любил надевать женскую одежду и быть отшлепанным женщиной, одетой, как домохозяйка пятидесятых. Накануне отправки статьи в печать девушку похитили и приковали в обнаженном виде в классной комнате, в которой она сама училась в шесть лет. И её никто не нашел, пока на следующее утро туда не пришла учительница с детьми. Это был весьма понятный намек: не лезь в личную жизнь других людей, если хочешь, чтобы КингслиЭдж не лез в твою.

Естественно, о тайных пристрастиях адвоката никто так и не узнал.

Шеридан поймала такси и назвала адрес Кингсли. Она надела солнцезащитные очки, капюшон и не поднимала взгляд от пола. Украдкой посмотрев в зеркало заднего вида, девушка убедилась, что водитель не обращает на нее внимания. Он не узнал её, можно было вздохнуть с облегчением.

Из-за ужасной пробки они на полчаса застряли на Пятой Авеню. Шеридан рассматривала городские огни и вспоминала свою первую встречу с КингслиЭджем.

Три года назад... ей было двадцать, и она исполняла главную роль в восстановленной версии "Голубого понедельника" на Бродвее. Она запомнила вечер премьеры, и как актеры не могли удержаться, чтобы не выглянуть из-за занавеса - кто же из знаменитостей сидел в зале?

- Срань господня, это же КингслиЭдж, - пробормотал Марк Хорнер, её партнер в этом спектакле, настолько же гей, насколько красавчик.

- Кто он? Он из Голливуда? - Шеридан, прищурившись, посмотрела на красивого мужчину в потрясающем сером костюме, сидящего в одной из лож.

- Дороти, ты больше не в Канзасе!* (намек на главную героиню книги "Волшебник страны Оз") - рассмеялся Марк. Она была родом из пригорода Чикаго, а вовсе не Канзаса, но все до сих пор посмеивались над её среднезападным происхождением. - КингслиЭдж - король извращений в этом городе. Если ты богат и хочешь быть отшлепанным, всегда можешь позвонить ему. У него целый штат извращенцев, которые сделают что угодно, если ты им заплатишь. Что угодно.

- Что угодно? - переспросила Шеридан. - А кто это с ним?

- Это Джульетта, его секретарша. Ну, разве это не вульгарно?

- Вульгарно? - это было последним словом, которое пришло бы Шеридан на ум, вздумай она описать прекрасную темнокожую женщину рядом с Кингсли. - Когда это ты стал расистом, Марк?

- Я не расист. Эдж француз, по крайней мере, наполовину. А Джульетта гаитянка.

- Ну и что?

- Что? В Канзасе не преподают мировую историю? Франция поимела Гаити. Именно поэтому Гаити все еще самая бедная страна в мире, а этот богатый белый французский извращенец, который определенно не расстается со стеком, разгуливает по городу с темнокожей гаитянкой. Да, она работает на него, но, вероятно, также является сексуальной рабыней. Дурной вкус, если ты спросишь меня.

Шеридан уставилась на Джульетту, наблюдая, как та перешёптывается с КингслиЭджем. Она выглядела кем угодно, но не рабыней. Сильная и прекрасная женщина, и Кингсли улыбался ей так, словно она была его личным солнцем.

- Она выглядит счастливой, если ты спросишь меня.

Шеридан не смогла скрыть зависть в голосе. Она была бы счастлива быть с мужчиной столь шикарно одетым, привлекательным и "не расстающимся со стеком". Она была бы счастливейшей женщиной на Земле.

- Но тебя никто не спрашивает, Канзас. Нам пора.

Шеридан сыграла замечательно, несмотря на то, что не могла выкинуть из головы лицо КингслиЭджа. Значит, в Нью-Йорке нужно только позвонить, чтобы тебя отшлепали или сделали с тобой что угодно? Возможно, он сможет ей помочь.