ЙО-ХО-ХО!

23 ЯНВАРЯ. Сегодня жена трижды звала меня, хотя я находился в двух шагах от неё. «Извини, я тебя не заметила, – сказала она. – Наверное, мне пора купить пенсне, как у тебя». Я тут же бросился к зеркалу. С левого бока я стал невидимым! Схожу к Флинтоне-Ловушконе, сфотографируюсь. А то ведь совсем забуду, как выгляжу.

НОЧЬ С 25 НА 26 ЯНВАРЯ. У меня родился правнук Худорожкин-младший. Ему я завещаю все свои труды, дневники и экспонаты. Другу-изобретателю Флинтоне-Ловушконе я ничего не завещаю. Он пытался украсть у меня подаренную племенем художников кисть. Хорошо, что я вовремя заметил.

26 ЯНВАРЯ. Эврика! Я понял, в чём дело. Ещё я понял, что если ручкой кисточки по невидимому месту стукнуть, то опять станешь видимым! Волшебная кисточка… Удивительно…»

Худорожкин-младший закрыл дневник:

– Дедушка не очень-то распространялся об этом открытии, ведь кисть могли похитить какие-нибудь разбойники. Он хотел досконально изучить принцип её воздействия. Но, мои юные друзья, не успел. Дедушка умер. А его бывший друг Флинтоне-Ловушконе ещё раз пытался выкрасть волшебную кисточку. К счастью, опять неудачно. Его заметила прабабушка и побила скалкой, которую прадеду подарили туземцы. После смерти прадедушки его вещи положили в сундук и унесли на чердак. Когда я подрос, их передали мне. Прочитав дневник, я узнал о волшебной кисточке. Конечно, я тут же решил попробовать стать невидимым. Провёл кистью по руке. Вижу… Точнее, ничего не вижу! Нету ничего на этом месте. Я даже испугался. Но потом, как у прадеда написано, стукнул ручкой кисти по невидимому месту. Появилось! Я стал пользоваться кисточкой, когда ходил на этюды, рисовал разных животных и насекомых. Это было замечательно, друзья мои! Но в один ужасный день моя волшебная кисть пропала.

Худорожкин замолчал. Посмотрел, не осталось ли ещё каши. Видимо, он очень сильно разволновался. Кастрюлька была пуста.

– Просто сенсационная история. Но самое интересное, фамилия Флинтоне-Ловушконе мне почему-то знакома. Просто ужасно знакома! – затаив дыхание, прошептала Пиастра.

– Да, – кивнул Худорожкин, – мне тоже. Особенно после того, как в газете «Ежедневная пиявка» про меня стали писать всякие кошмары. И делал это некий Флинт Ловушкин.

– Точно! Ловушкин! Неприятный человек. Хотя и неплохой репортёр. Он всегда первым прибывал на места происшествий. И когда киоски с жвачкой грабили, и когда памятник взрывали! – Пиастра даже схватила Худорожкина за рукав.

– И я подумал, – продолжил художник, – не потомок ли он того Флинтоне-Ловушконе. Тогда ему может быть известно про необыкновенную кисть.

Все задумались. Но поспешных выводов делать не стали.

– Как хорошо, что мой прадед вёл дневник, – наконец сказал художник, – а то бы так ничего и не было известно про эту кисть. И вот, когда она пропала, я заметил, что стали пропадать некоторые мои вещи. А потом они каким-то образом появлялись на местах преступлений. На меня набросились газеты. Меня начала искать полиция. Пришлось скрываться. И я понял, как найти настоящих негодяев, которые воруют жевательную резинку и взрывают что ни попадя!

– Как? – воскликнул заворожённый рассказом Сеня Костяная Голова.

– Нужно пожевать, – попросил худой Худорожкин с толстым аппетитом.

– Пожевать негодяев?! Фу, какая гадость! – скривился Сеня.

Но оказалось, это художнику нужно было срочно что-нибудь ещё пожевать. Пираты достали банку бананового варенья.

– Тётя, – вдруг вспомнил Гоша, – а одна наша с тобой бабушка тоже вела дневник! Может быть, и у неё про какой-нибудь завещанный мне волшебный клад написано? Ну почему я читать толком не научился!

Старая Калоша нырнул в сундук, стоящий в дальнем углу комнаты и набитый всякими разнообразными вещами. Через несколько минут он разыскал тетрадку и пристал к Пиастре:

– Прочти, пожалуйста, прочти!

– Мне нужно написать материал про Худорожкина, – засопротивлялась тётя, хотя ей тоже было очень любопытно.

– Ну прочитай хотя б страницу! Вдруг она и тебе что-нибудь завещала.

– Вообще-то, читать чужие письма и дневники нельзя, – всё ещё колебалась Пиастра.

– Если бы бабушка была жива, она бы разрешила, – уверенно сказал Гоша.

– Но только страничку, – согласилась тётя. – Хотя это теперь исторический документ, а не личная вещь.