Иоанн Дамаскин

— А разве не страх нужен людям? Ведь именно страх управляет всей жизнью, а не заповедь любви. Страх неотвратимого наказания, на котором зиждется заповедь Моисея: «Око за око, зуб за зуб». Только эту заповедь и можно назвать справедливой. Я, василевс ромеев, поставлен Богом, чтобы уберечь царство от внутренних смут и защитить от внешних врагов. И мне для этого необходима сильная армия. На содержание армии нужны деньги. Все подданные моей империи хотят жить в мире, и все надеются, что василевс их защитит. Но при этом ни один подданный не хочет добровольно и честно платить налоги. Мне приходится силой и принуждением собирать эти налоги, предавая наказанию нерадивых. И вот для моих подданных я — кровожадный зверь. Если же я начну проявлять к ним любовь и прощать, то завтра эта любовь обернется бедствием для них же самих. И они все равно будут платить налоги, но уже сарацинам или болгарам. Так что же, ты считаешь, надо делать василевсу: править по законам Ветхого Завета и сохранить государство или жить по заповедям Христа и окончательно погубить государство на радость всем его врагам?

Юстиниан торжествующе смотрел на Иоанна, видя его смятение и растерянность.

— Не смущайся, Иоанн, на этот вопрос ни у кого нет ответа. Законы неба на грешной земле бессильны. Может быть, только после Второго Пришествия Христа, когда сатана будет окончательно побежден, эти законы обретут свою силу на новой земле и под новыми небесами, а пока по ним жить невозможно.

— Но ведь ты сам, Юстиниан, знаешь, что было немало людей, которые жили по этим законам Христа, и Церковь прославила их святые подвиги.

— Знаю, Иоанн. Но я знаю и то, что они не управляли этим миром, а, наоборот, противопоставили себя ему. Иные, не приняв законов этого мира, стали мучениками за Христа, другие, бежав от этого мира, жили в пустыне, стяжав себе подвиг молитвы и аскетизма. А что делать мне, василевсу, куда бежать? Мне как человеку нетрудно быть добропорядочным христианином: молиться, поститься, посещать службы, подавать милостыню, не красть, не прелюбодействовать. И всего этого и придерживаюсь от своей юности, подавая добрый пример своим подданным. Но вот я пришел из храма во дворец, и мне снова придется править этим греховным миром, и я опять буду заменять заповеди Христа ветхозаветными заповедями «око за око». И мне снова придется лить кровь человеческую. Ты же сам недавно видел, Иоанн, что это за люди. Сегодня охлос ликует, наблюдая состязание колесниц, а еще три века назад он ликовал, наблюдая, как звери на арене терзали христиан. Я уверен, что многие из тех, кто в восторге кричал: «Осанна, осанна Сыну Давидову», через несколько дней так же самозабвенно кричали: «Распни, распни Его!» Им, как и многие века назад, нужны только хлеб и зрелища. И вот этими людьми мне нужно править.

— Трудно возразить тебе что-либо, — печально молвил Иоанн. — Управлять несовершенным миром с помощью совершенных евангельских законов действительно представляется невозможным. Но все же я питаю твердую уверенность, что заповедь «око за око» никого не спасает, а Христова заповедь спасает. Еще я верю, что приближать этот мир к евангельской правде — возможно и даже должно для правителя. Поэтому христианский правитель, как мне представляется, должен всей душой стремиться прежде всего к справедливости.

— Как ты наивен, Иоанн! В своем стремлении управлять миром по евангельским заповедям такой государь погубит не только себя, но и свою империю. Произойдут государственные перевороты, нестроения, междоусобные войны, нашествия иноплеменных. Потомки скажут: этот святоша спасал свою душу, но был плохим правителем, потому что загубил свою страну.

— Пусть даже так, — пылко воскликнул Иоанн, — но это будет всего лишь суд человеческий — несовершенный. Я думаю, что для христианина важнее всего суд Божий.

Юстиниан, беседуя с Иоанном, ловил себя на мысли, что ему нравится то, что тот не соглашается с ним, спорит. Приводит доводы, если не всегда логичные, то все равно имеющие какую-то непостижимую для логики внутреннюю духовную убедительность.

3

В доме дината Протасия не спали, с волнением ожидая возвращения Иоанна. Юноша прибыл после полуночи, сопровождаемый Стефаном Русием.

Как только протоспафарий удалился, на Иоанна набросились с расспросами о его встрече с императором, но остались разочарованными. Иоанн лишь обмолвился, что с Юстинианом они беседовали на богословские темы, а по поводу мрамора для Мекки император обещал подумать. Никаких подробностей Иоанн рассказывать не стал, а, сославшись на усталость, отправился в свою комнату. Но придя к себе, Иоанн не спешил лечь в постель, а встал на молитву и почти до самого утра молился.

ГЛАВА 6

1