Иоанна - женщина на папском престоле

— Теперь ты попробуй, — предложила Джоанна, повторяя все с начала, но более медленно, и давая ему возможность воспроизвести каждое ее движение. Потом она заставила его сделать все самостоятельно. — Отлично! — воскликнула она, когда он выполнил задание.

Довольный похвалой Арн расплылся в улыбке. Но вдруг его маленькое круглое лицо стало серьезным.

— Насколько большие числа ты можешь использовать? Можешь работать с сотнями и тысячами? С… тысячей и еще одной тысячей?

Джоанна кивнула.

— Просто коснись груди, вот так… видишь? Это означает десятки тысяч, А если прикоснуться к большому пальцу, получатся сотни тысяч. Так что… — Ее пальцы снова зашевелились. — Тысяча сто на тысячу триста, получается один миллион четыреста тридцать тысяч!

От удивления у Арна расширились глаза. Такие большие числа он едва мог осознать.

— Покажи еще! — взмолился он. Джоанна рассмеялась. Ей нравилось учить этого жадного к знаниям мальчика. Он так был похож на нее в детстве. «Как жаль, что такой замечательный ум, — подумала она, — вынужден прозябать во тьме невежества».

— Если мне удастся это устроить, хотел бы ты учиться в монастырской школе? Там ты научишься не только счету, но чтению и письму.

— Чтению и письму? — с удивлением повторил Арн. Эти замечательные знания были доступны только священникам и лордам. Он с тревогой спросил: — А мне обязательно становиться монахом?

Джоанну это позабавило. Мальчик был в том возрасте, когда появляется сильное влечение к противоположному полу, и непорочная жизнь отталкивала его.

— Нет, — ответила она. — Ты будешь учиться в открытой школе. Но, чтобы жить в аббатстве, тебе придется покинуть дом. И учиться придется очень усердно, потому что учитель строгий.

Арн не колебался ни минуты.

— О да! Да, пожалуйста!

— Хорошо. Завтра возвращаемся в Фульду. Поговорю с учителем.

— Наконец-то! — с облегчением вздохнул брат Бенжамин. Впереди, где вымощенная булыжником дорога уходила за горизонт, поднимались серые стены Фульды, а за ними виднелись две башни монастырского храма.

Путешественники выдержали утомительный путь от дома Мадалгис, и от холодного влажного воздуха ревматизм Бенжамина так обострился, что каждый шаг давался ему с трудом.

— Скоро мы будем на месте, — заверила его Джоанна. — Через час вы согреете ноги у жаровни в теплой комнате.

Вдали послышался звон, оповещающий об их прибытии, потому что никто не мог приблизиться к Фульде без оповещения. При этом звуке Мадалгис прижала к себе младенца. Джоанна и брат Бенжамин уговорили ее вернуться в монастырь, разрешив ей взять с собой всех детей.

Монахи собрались во внутреннем дворе, церемониально выстроившись по старшинству во главе с аббатом Рабаном, седовласым, величественным и стройным.

Мадалгис испуганно спряталась за Джоанну.

— Выйди вперед, — приказал Рабан.

— Все хорошо, Мадалгис, — успокоила ее Джоанна. — Делай, как велит аббат.

Дрожащая Мадалгис встала перед монахами, которые, увидев ее, восторженно ахнули. Открытые раны и язвы полностью исчезли, осталось лишь несколько подсохших пятен. Загоревшая кожа лица и рук была совершенно чистой, сияла здоровьем. Никаких сомнений быть не могло; даже непосвященный сказал бы, что перед ними стояла не прокаженная.

— Чудесное знамение! — воскликнул епископ Отгар. — Подобно Лазарю, она воскресла к жизни!

Монахи обступили Мадалгис, оттеснив остальных путешественников к церкви.

* * *

Выздоровление Мадалгис было воспринято как чудо. Фульда ликовала и восхваляла Иоанна Англиканца. Когда ночью во сне скончался престарелый брат Олдвин, один из двух священников монастыря, ни у кого не было сомнений в том, кто станет его преемником.

Однако аббат Рабан придерживался иного мнения, Слишком самонадеянный Иоанн Англиканец не нравился ему. Рабан предпочел брата Томаса. Тот хотя был и не столь умен, но более предсказуем, а это качество Табан ценил больше всего.

Но приходилось считаться с мнением епископа Отгара. Епископ знал о том, что Готшалка забили почти до смерти, и это выставило аббатство Рабана в невыгодном свете. Если бы Рабан предпочел Иоанна Англиканца менее достойному монаху, возникли бы и другие вопросы о его управлении монастырем. А если король получит плохой отзыв, то Рабан может потерять свое место, что было немыслимо для него.

«В выборе священника лучше поступить благоразумно, — решил Рабан, — хотя бы в данный момент».

На собрании каноников он объявил:

— Как ваш духовный отец, я беру на себя право назначить священника. После долгих молитв и раздумий я остановился на том, кто соответствует этому предназначению по праву своей учености. Это брат Иоанн Англиканец.

Монахи отнесились к этому одобрительно. Джоанна зарделась от смущения и радости. Я — священник! Допущена к святому таинству, к святому причастию! Отец так мечтал, чтобы священником стал Мэтью, а после смерти Мэтью Джон. Сколь иронична судьба, если его заветное желание осуществилось через дочь!