Как может жизнь быть частью смерти? Смерть – это всего лишь отсутствие. Как может свет стать частью тьмы? Тьма – это не что иное, как отсутствие света, но свет может поглотить тьму.
Посмотрите вокруг – восходит солнце. Так много света пробивается под деревья, мелкие части, фрагменты тени, в этом нет ничего дурного. Усталый путник идет и садится под деревом, он в укрытии. Снаружи жарко, под деревом прохладно. Эта тень под деревом – часть целого.
Позвольте всему негативному быть частью позитивного. Обратное – невозможно, потому что позитивное – существует, негативное же – всего лишь отсутствие.
Это возможно. Я говорю вам, что это возможно, потому что именно так было со мной. Именно поэтому вам так трудно понять меня. Вы бы хотели, чтобы я был на одном полюсе, но я – на обоих. Но это случилось со мной, и это возможно для вас. И это то, что всегда происходит с людьми, которые двигаются в нужном направлении и которые принимают все. Я не отвергаю ничего, потому что с самого начала это стало моим глубочайшим наблюдением, если вы отвергаете что‑либо, вы никогда не будете целым. Как вы можете быть целым, если вы отвергли какую‑то часть? Вам всегда будет не хватать этой части. Для меня это стало глубочайшим прозрением, ничто не должно быть отвергнуто, каждую часть нужно принять.
Жизнь не похожа на одну ноту, скорее на созвучие. Как бы ни была хороша одна нота, это скучно. Ансамбль из многих нот, возможно даже отличающихся, диаметрально противоположных нот, встречающихся в созвучии, создают красоту. Красота ни в позитивном, ни в негативном, красота в гармонии. Позвольте мне повториться: красота ни в правде, ни во лжи, красота ни в сострадании, ни в злости, красота в единстве. Когда противоположности сходятся, это дворец божественного. Когда противоречия встречаются, это пик, крещендо жизни.
Так потакайте страстям! Будьте чувственными! Почему вы так боитесь жизни? Почему вы хотите покончить жизнь самоубийством? Что плохого, в том чтобы потакать себе, и что плохого в том, чтобы быть чувственным. Вас так учили, и это то, что говорю я. Тогда вы начинаете бояться чувствительности, потому что если вы чувствительны, тогда все растет с чувствительностью. Чувственность растет, и это замечательно, нет ничего плохого в том, чтобы быть чувственным. Живой человек будет чувственным. В чем разница между живым и мертвым человеком? Мертвый уже не чувственен, вы трогаете его, а он не чувствует, вы целуете его, а он не отзывается.
Я слышал анекдот о Пикассо. Одна леди была впечатлена картиной Пикассо и сказала ему, «Вчера я была в гостях у подруги, и там я увидела ее портрет. И он так мне понравился, я так была впечатлена, что поцеловала его». Пикассо посмотрел на леди и сказал: «И как портрет, ответил? Он ответил на ваш поцелуй?» Леди сказала, «Что за глупость, как может портрет целовать?» На что Пикассо ответил «Значит это был не мой портрет. Это труп, этот портрет не мог быть моим».
Если вы живы, ваши чувства будут работать на всю катушку, вы будьте чувственными. Вам нужна пища, и вы будете чувствовать ее вкус; вы будете принимать душ, и будете чувствовать прохладу воды; вы пойдете в сад и будете чувствовать запахи цветов – вы чувственны. Мимо пройдет девушка, и внутри заиграет ветерок. Так и должно быть – вы живы! Прекрасная девушка проходит мимо, и в вас ничего не шевельнулось? Значит вы мертвы, вы убили себя.
Чувственность – это часть бытия чувствительным. Из‑за боязни чувственности все религии боятся чувствительности, а чувствительность – это осознанность. Поэтому они продолжают говорить о том, чтобы быть осознанными, но не дают вам быть чувствительными, поэтому вы не можете стать осознанными. Это превращается всего лишь в слова. И они не дадут вам потакать себе. На самом деле, они придумали это слово, «потакание», в нем есть некая обвиняющая нотка. В тот момент, когда вы говорите «потакание», вы уже обвинили себя.
В этом заключена дилемма: религиозные люди порицают потакание и они же создают его. Они порицают чувственность, и они же ее создают. Как это происходит? Когда вы продолжаете подавлять свои чувства, само подавление создает потакание. Иначе, по‑настоящему живой человек никогда не будет потакать. Он наслаждается, но никогда не потакает. Человек, который хорошо ест каждый день, никогда не будет потакать себе в еде. Но попробуйте попоститься, и придет потакание. Постящийся человек продолжает думать о еде, все время о еде, о еде. Еда становится наваждением. Он ест двадцать четыре часа в сутки. Затем, когда пост заканчивается, он кидается в другую крайность. Одна крайность – поститься, другая – он переедает.