Йога: бессмертие и свобода

Ранее мы уже говорили, что тантристы делятся на два разряда: самайины, верящие в идентичность Шивы и Шакти и пытающиеся пробудить кундалини с помощью духовных упражнений, и каулы, почитающие каулини, т.е. кундалини, и использующие "внешние" ритуалы. Это разделение не вполне валидно, однако не всегда легко быть совершенно уверенным в том, насколько далеко следует буквально понимать тот или иной ритуал: так, мы видели, в каком смысле должно быть истолковано "пьянство", доведенное до степени "падения на землю". Кроме того, грубый и брутальный язык часто используется как ловушка для непосвященного. Знаменитая "Шактисангама-тантра", почти полностью посвященная шатчакрабхеде ("проникновению в шесть чакр"), пользуется совершенно "конкретным" лексиконом, * чтобы описать спиритуалистические упражнения. (См. там же, II, 128-31, о пяти макарах; согласно Бхаттачарьяе, эти термины берутся не как "рыба", "мясо", майтхуна и т.д., но как технические понятия, относящиеся к разным медитациям.) На двусмысленности эротического словаря тантрической литературы тоже не стоит заострять особого внимания. Например, подъем чандали через тело йогина часто сравнивается с танцем "прачки" (домби). "С домби в своей шее" (т.е. ощутив самбхогакаю в районе шейного отдела) йогин "проводит ночь в великом блаженстве".

Тем не менее майтхуна зачастую практикуется и как конкретный ритуал. Если осознавать, что этот акт – не профанное, но ритуальное действо, что партнеры больше не человеческие существа, но подобны богам, "не привязанным ни к чему", то уже не обязательно воспринимать совокупление как происходящее на космическом уровне. Тантрические сочинения не раз повторяют высказывание: "Посредством тех же действий, которые заставляют большинство людей гореть в аду тысячи лет, йогин достигает вечного спасения". Это составляет, как мы знаем, краеугольный камень йоги, изложенной Кришной в "Бхагавадгите" (XVIII, 17): "Кто свободен от самости, чей не запятнан разум, тот, даже убив этих людей, не связан, не убивает". И уже в "Брихадараньяке" (V, 14, 8) сказано: "Если знающий это совершает даже много зла, он поглощает все это зло и становится безупречным, чистым, свободным от старости и смерти".

Сам Будда, если верить тантрической мифологии, подавал здесь пример: только практикуя майтхуну, он сумел покорить Мару; благодаря той же практике он стал всеведущим, а также обладателем магических сил. Практики в "китайском стиле" (чиначара) рекомендованы во многих буддийских тантрах. "Махачинакрама-тантра" (другое название – "Чиначарасара-тантра") рассказывает, как святой мудрец Васиштха, сын Брахмы, идет искать Вишну в образе Будды, чтобы спросить его о ритуалах богини Тары. "Он вступает в великую страну Китай и видит Будду, окруженного тысячью любовницами, находящимися в эротическом экстазе. Удивление святого сменяется негодованием. "Подобные деяния противоречат Ведам!" – восклицает он. Голос из пустоты поправляет его: "Если бы ты хотел заслужить мою милость, то именно такими практиками в китайском стиле тебе следовало бы почтить меня!" Васиштха приближается к Будде и получает из его уст неожиданный урок: "Женщины – это боги, женщины – жизнь, женщины – украшение. Будь мысленно всегда среди женщин!"". Как гласит китайская тантрическая легенда, одна женщина из Янь-чжу отдавалась всякому юноше; после ее смерти обнаружилось, что она была "бодхисаттвой со сцепленными костями" (т.е. кости ее скелета были связаны друг с другом как звенья цепи). (Впрочем, это восхваление плотской любви может быть объяснено важностью, придаваемой (особенно в даосских кругах) сексуальным техникам как средству продления жизни.) Собственно говоря, этот аспект уже выходит за пределы майтхуны, являясь частью великого культа "божественной женщины", который стал доминировать во всей Индии начиная с VII-VIII вв. Мы видели превосходство Шакти в обретении скорого спасения, а также важность женщины в духовных дисциплинах. С появлением вишнуизма кришнаитского толка любовь (према) окончательно занимает лидирующую роль. Это преимущественно незаконная любовь, любовь к "чужой жене" (паракийя рати); в знаменитых бенгальских дворах любви проводились диспуты между вишнуитскими почитателями паракийи и защитниками супружеской любви, свакийи – и последние всегда оказывались в проигрыше. Образцовой любовью осталась та, которой Радха окружила Кришну – тайной, незаконной, "антисоциальной" любовью, символизирующей тот прорыв, которое всегда производит подлинное религиозное переживание. К слову сказать, с индуистской точки зрения брачная символика христианского мистицизма, в которой Христос играет роль жениха, недостаточно выражает подобное отречение от всяких социальных и моральных ценностей, которое подразумевает мистическая любовь как таковая.