Йога: бессмертие и свобода

Асана, пранаяма и экаграта, сколько бы они ни длились, нацелены на стирание человеческой обусловленности. Неподвижный, ритмично чередующий вдохи и выдохи, устремивший внимание и взор на одну точку, йогин пытается выйти за пределы секулярной сферы существования. Он постепенно становится независимым от космоса; внешние импульсы почти не беспокоят его (преодолев "противоположности", он равно нечувствителен к жару и холоду, свету и тьме и т.д.); сенсорная активность больше не увлекает его вовне, к объектам чувств; психоментальный поток, будучи сконцентрированным, "собранным", уже ничем не нарушается и не направляется случайным вниманием, автоматичностью или памятью. Этот "уход" из мира, отрешенность от него сопровождается погружением в себя, прогресс в которой прямо пропорционален прогрессу в умении отрешаться. Йогин возвращается к самому себе, вступает, так сказать, во владение собой, окружает себя все более прочными "барьерами", которые защищают его от вторжения извне – одним словом, он становится неуязвимым. Излишне говорить, что такая концентрация, испытываемая на всех уровнях, совпадает с постепенно возрастающим вниманием йогина к своей физиологической жизни. Пока длится упражнение, ощущение йогином своего тела полностью отличается от телесных ощущений непосвященного. Неподвижность тела, замедление дыхательного ритма, сужение поля сознания вплоть до точки, наряду с вибрированием в его теле тончайшей пульсации внутренней жизни все это, по-видимому, уподобляет йогина растению. Это уподобление, конечно, не является уничижительным для него, даже если оно полностью адекватно реальной ситуации. Для индийского сознания вегетативная модальность – не оскудение жизни, но, напротив, ее обогащение. В мифологии пуран и в иконографии ризома и лотос стали символами манифестации вселенной. Сотворение мира символизируется лотосом, цветущим на первозданных водах. Образ растительности всегда означает сверхизобилие, плодовитость, прорастание всех семян. В индийской живописи (например, во фресках Аджанты) блаженство, которое испытывают персонажи, передается через их мягкие, гибкие формы, напоминающие стебли водных растений; когда смотришь на них, создается впечатление, словно в венах этих мифических фигур течет не кровь, а растительный сок.

В самом деле, эта аналогия между йогином в состоянии концентрации и растением не так уж нелепа. Ностальгия, которую чувствует индиец, когда думает о замкнутом и непрерывном органическом круговороте – без неровностей, без резких изменений (именно этим и характеризуется растительный план жизни) – такая ностальгия является реальным фактом. Тем не менее мы не считаем, что подобное стирание обыденной человеческой жизни – через неподвижность, ритм дыхания, концентрацию на одной точке – имеет своей конечной целью возврат к вегетативной форме бытия. Цели, которым следуют "Йога-сутры" Патанджали, равно как и интенции других форм йоги определенно свидетельствуют против такой гипотезы. Нам кажется, что сходства с растениями, которые можно найти в йогических позах, дыхании и концентрации, полностью объясняются архаической символикой "возрождения". Морфологически допустимо соотнести асану и пранаяму с "эмбриональным дыханием", используемым в даосизме, (Цель этого дыхания, согласно даосским источникам, состоит в имитации дыхания плода в материнской утробе. "Возвратившись к основам, вернувшись к истокам, уничтожают старость, обретают состояние младенца в утробе", – говорится в предисловии к Тай-си Коу Цзюэ ("Устные наставления по эмбриональному дыханию"), цит. по: Maspero, Op. cit., p. 198.) или с позой эмбриона, в которую очень часто кладут людей при погребении (в надежде будущего возвращения к жизни), а также с некоторыми церемониями инициации и возрождения, исполняемыми в замкнутом пространстве – символе материнского чрева. Объем книги не позволяет нам рассматривать эти церемонии подробнее; мы лишь отметим, что все они предполагают магический перенос практикующего в эпоху золотого века, в мифическое illud tempus. ("То время", "время оно", незапамятные времена) Incipit vita nova (Начинается новая жизнь) (ведь каждое возрождение – это "новое рождение"), но оно возможно только в том случае, если прошедшее время и "история" отброшены, если момент настоящего совпадает с мифическим моментом начала времен, т.е. с созданием миров, космогонией. В этом смысле йогическая асана и "эмбриональное дыхание", хотя и преследуют (не только в классических, но и "неортодоксальных" формах йоги) совершенно разные цели, могут рассматриваться как эмбрионально-вегетативные онтологические формы.