Йога-клуб. Жизнь ниже шеи

На самом деле компания йогов не слишком отличается от актерской труппы. В промежутках между репетициями актеры занимаются вещами, которые обычным людям могут показаться весьма странными. Мы дышим, как собачки, делаем всякие странные упражнения, твердим скороговорки. Ни один актер ничего плохого не подумает, увидев, что другой лежит на спине посреди комнаты и жужжит, как пчела. Так же себя ведут и йоги. Я начинаю думать, что не такие уж они и «другие».

Джессика позвала меня с танцпола, но я сделала вид, что не замечаю, подняла камеру и спряталась за ней. Сделала несколько снимков кружащихся и размахивающих руками йогов, точнее их расплывчатых фигур, если это вообще были они. А потом, поскольку эта мантра намертво засела у меня в голове, повторила про себя: «Смерть — это естественно для моих товарищей по йога-семинару. Смерть — это естественно для меня». И принялась смотреть на зал через объектив.

С тех пор как мы пришли, народу заметно прибавилось. Я оглядывала клуб через линзу фотокамеры. В кадр попадали то длинноволосые, модно одетые балинезийцы, то европейцы, ведущие под руку роскошных немолодых азиаток. На подушки прилег мужчина в мятых льняных брюках и рубашке. Он обгорел и вспотел, в руках у него была сигарета. Через объектив они все казались такими самодовольными, такими чужими здесь — и прохлаждались, как будто это место принадлежало им.

Я навела камеру на столики вокруг танцпола. Там трое самоуверенных белых мужчин с короткими стрижками флиртовали с индонезийками. Женщины средних лет с выбеленными волосами и пышными грудями сидели за столиками, заставленными коктейлями и пепельницами, с молоденькими смазливыми мальчиками-индонезийцами. За стойкой бара толпились красивые мужчины и женщины в блестящих рубашках и узких брюках, которые облизывали губы, глядя друг на друга, и хлопали крышечками мобильных телефонов. Их взгляды шныряли по комнате, следя за официантками, что пробирались в толпе пьяных танцующих, держа спину прямо и балансируя с подносами на голове, но на всякий случай придерживая их изящными пальцами. Я представила, как эти девушки возвращаются домой, в семейное жилище, а утром просыпаются и делают корзины с подношениями для храмов и прилежащей территории, как Су. Днем — ублажают духов острова, а ночью — разносят рюмки с крепким алкоголем и пачки сигарет европейцам, американцам и австралийцам. Что, по сути, одно и то же.

Народ расплясался, и стало все сложнее делать какие-либо осмысленные снимки, поэтому я просто стала смотреть, немного опустив камеру. Музыка играла громче, чем раньше. Я обвела всех взглядом.

И вдруг во мне что-то сдвинулось. Я своими глазами увидела всех этих людей не через фильтр. И поняла, что, даже если и здесь, кроме этих людей, ничего нет, мне все нравится. Нравятся плавные движения официанток, мужчины, бросающие взгляды на женщин, и женщины, смотрящие на мужчин. Танцующие фигуры на площадке.

Смерть — это естественно?

Нет! Жизнь — это естественно!

Я отклонилась назад и заглянула за трепещущий на ветру край полога в небо. Луна была идеально круглой и белой. Толпа отплясывала на танцполе, и я подумала было присоединиться к своим спутникам. Но вместо этого легла на подушки, глядя на луну, и решила, что мне хотелось бы растянуть луну, как дырку в темной ткани, надеть небо через голову и посмотреть, что там, по ту сторону небосвода.

24 марта

Не знаю даже, как описать случившееся сегодня. Мы с Джессикой сидим на веранде. Солнце заходит. Играет оркестр гамеланов. Пытаюсь записать сегодняшний день на этих страницах, хотя часть меня хочет просто отпустить все и побыть в настоящем, посмотреть закат, послушать гамеланы и поглазеть на Су, которая внизу, в храме, совершает вечернее приношение — раньше я ее там никогда не видела.

Но мне хочется, чтобы память об этом дне осталась.

Сегодня мы сделали несколько заходов дыхания бхастрика, когда Лу велел нам вдохнуть, а потом сделать полный выдох и задействовать мулабандху. Я так и сделала, и в тот самый момент вантилан, другие йоги и окружающие поля как будто растворились, и я оказалась в машине, которая ехала навстречу свету, белому, как луна. Правда, ехала я не столько к нему, сколько в нем. Машина была с откидным верхом, и я находилась как будто в цилиндре белого света, словно внутри белой молнии. На заднем сиденье у меня прохлаждались два каких-то бесполых существа с прическами «под горшок», в которых я, тем не менее, опознала своих родных. Они смеялись, их смех был серебристым и прозрачным и падал изо рта на пол капельками ртути.

Свет стал ярче, я почувствовала, а потом и услышала гул бормочущих голосов и решила, что заснула в шавасане и мне приснился чудесный сон — такой, что не хотелось даже просыпаться. Мне хотелось снова погрузиться в него, однако я знала, что спать нельзя, ведь я должна сидеть и медитировать.