Йога-клуб. Жизнь ниже шеи

Вскоре мы уже тянулись, делали выпады и потели. Индра оставила приглушенный свет и говорила тихо, так тихо, что вскоре мне стало казаться, что ее указания возникают непосредственно у меня в голове. К концу занятия мы начали делать какие-то совсем уж тяжелые вещи: лежа на спине, подняли ноги сантиметров на тридцать и держали так, пока не начало казаться, что у меня сейчас живот лопнет. Сама того не осознавая, я сложила ладони на уровне солнечного сплетения. «Хороший жест, — сказала Индра, кивнув в мою сторону и присев рядом, чтобы поправить мои бедра. — Когда не знаешь, что делать, он всегда помогает, как молитва».

Я невольно рассмеялась над тем, как откровенно она выставила меня полной неумехой, но вместе с тем мне захотелось сказать ей, что я сложила руки не для молитвы. Этим жестом я хотела сказать: убейте меня. Пожалуйста, убейте меня. Нет, молиться я бы не стала. Кому на этой Земле мне молиться? Или не на этой Земле?

Но к концу класса я уже благодарила Бога за такого учителя. Перед уходом я выписала ей чек на месячный абонемент и пообещала, что скоро вернусь.

Индра была совладелицей крошечной студии на Кэпитол-Хилл и управляла ей совместно со своим партнером Лу. Лу был старше Индры минимум лет на десять, но они были одного роста и веса — оба высокие и сильные. Когда я спросила Индру о Лу, это было первое, что она мне ответила, как будто этот факт доказывал, что они созданы друг для друга. На занятия к Лу я ходила нечасто — после них мои мышцы становились как резиновые, но он был какой-то слишком йогический, и его взгляд пронизывал меня насквозь. Еще у него на занятиях было много потных мужиков. А вот у Индры я чувствовала себя как дома.

Не знаю, как объяснить всю странность этого утверждения. Да, на занятиях у Индры я чувствовала себя как дома. Еще недавно, до знакомства с ней, я бы сама себя беспощадно высмеяла за такие слова. До знакомства с ней я называла «физической нагрузкой» прогулку в горку за сигаретами. Или перестановку книжных полок. Или занятия сексом. Или интенсивное занятие по актерскому мастерству. Но большую часть времени я жила, что называется, «выше шеи». Я любила читать. Те, кто любит читать, любят обитать в маленьких уютных местечках вроде ванной и кровати, где можно также дремать или смотреть, как кружатся пылинки в луче света. В двадцать пять лет мысль о том, чтобы устать физически, вызывала у меня панику. Иногда я даже злилась, когда видела, что люди бегают трусцой, — точно так же, как злилась на людей, которые хотели, чтобы я верила в Бога — в того Бога, который требует, чтобы все мы были все время несчастны, иначе в рай не попасть. Кто бегает трусцой, верит в загробную жизнь, решила я. Они просто обязаны в нее верить, иначе зачем тратить на это так много времени в жизни, которая, по всем разумным подсчетам, коротка и быстротечна? В моем родном городе население поделилось на две части. Половина жителей Сиэтла бегала трусцой и верила в загробную жизнь, вторая половина читала книжки и верила в «счастливые часы».

К двадцати пяти годам я настолько прочно идентифицировала себя со второй половиной, что, когда начала ходить в студию Индры четыре раза в неделю, а иногда и чаще, чтобы потеть, тянуться и в целом использовать свое тело для иных целей, кроме переворачивания с бока на бок в кровати, это стало абсолютным потрясением не только для меня, но и для всех моих знакомых. Я входила в студию, чувствуя себя так, будто меня весь день протаскал за собой грузовик, к кузову которого я была привязана, царапая землю когтями. А выходила оттуда с прямой спиной, вся такая плавная и изящная, словно главная асана[1], которую мне предстояло выполнить, была позой самой Индры. Учителя по актерскому мастерству всегда говорили, что суть персонажа заключается в походке, и если получится стать физическим воплощением героя, то можно будет проникнуть и в их ментальные и эмоциональные переживания. Поэтому когда я ходила по улице одна, то ходила, как Индра. Спина прямая, подбородок опущен, все мягкие округлости воображают, что вытягиваются и становятся, как у балерины. Мои шаги были уверенными и полными решимости. Я не смотрела вниз, а, как Индра, доверяла рельефу планеты.

В классе я наблюдала, как без усилий тело Индры перетекает из одной позы в другую. Какой бы изнурительной ни казалась мне поза, как бы скрюченно и неустойчиво я себя ни чувствовала, лицо Индры всегда выражало безмятежность. Она словно обитала где-то за пределами позы и оттуда наблюдала, как чьи-то невидимые руки помогают ей войти в позу, идеально расположить руки, скрутить тело, нежно массируя его при этом, и приподнять арки стоп так, чтобы те приняли изящный изгиб. Пальцы ее ног раскрывались на полу, как перья веера танцовщицы.

При взгляде на Индру мне хотелось покупать новые вещи. Например, щипцы для выпрямления волос. Даже волосы у Индры излучали безмятежность, в то время как мои безумные кудри нельзя было скрепить никакими резинками — ни о какой безмятежности и речи не шло.