Йога-клуб. Жизнь ниже шеи

Лишь в двадцать восемь лет я наконец поняла. Начала ощущать внутри себя нечто настоящее и странное, что стремилось к признанию и любви. Частичку меня, которая хотела верить во что-нибудь, быть любимой без повода, просто потому, что я есть. Эта необходимость казалась мне слабостью. Дитя феминизма, я выросла с мыслью, что не должна нуждаться ни в чем, кроме собственных идеалов и амбиций. Что мне не нужна поддержка мужчины или гуру, и уж тем более Бога. Но почему тогда моя душа так отчаянно пыталась все это обрести? Я пыталась поделиться своими чувствами с Джоной, но мне помешала гордость. Ведь Джона считал меня сильной. Не могла же я его разочаровать. Вместо этого я летала домой при каждой возможности, чтобы побыть с родными: на долгие выходные, долгие каникулы. Но эти поездки все равно казались слишком короткими.

Пока я жила в Нью-Йорке, умерли и моя бабушка, и дед. О смерти бабушки я узнала вскоре после переезда и сразу же прилетела домой, сказав новому начальнику в крупной консалтинговой фирме, что им придется какое-то время обойтись без меня. Когда мне позвонили и сказали, что дед при смерти, я поступила так же. Мне могли пригрозить увольнением, но я не боялась. Я должна была попрощаться.

Мы с Гейбом приехали в один день — он отдыхал на озере Тахо и прилетел, чтобы исповедовать деда-протестанта, ставшего родным для моих двоюродных братьев-католиков. Мы все были там, заполонили приемную в больнице и доводили медсестер до белого каления, следя за тем, чтобы дедушка вовремя получал очередную дозу обезболивающего. Мы часами сидели рядом, пока его легкие медленно наполнялись жидкостью. Ухаживали за ним, шутили, а иногда — в промежутках между ночью и днем — молились.

Гейб приехал в больницу ближе к рассвету. Мы едва успели поздороваться, как он приступил к прощальному обряду. Мы с братьями и сестрой ждали его, а теперь взялись за руки у постели деда и начали молиться. Не знаю, чему или кому я молилась — своей голове, в которой стоял непрекращающийся звон? стуку в груди? Но я просила, чтобы дедушке не было больно. Я чувствовала, что его ждет вечный сон, что вскоре его уже не будет и мы никогда больше не увидимся. Но все же… все же… Я понимала, что могу и ошибаться.

Он умер, когда мы с сестрой пошли обедать. Мы бросились в больницу, и, когда прибежали, папа сказал, что у нас все еще есть шанс попрощаться, ведь после смерти все мы покидаем этот мир не сразу. Мы подошли к дедушкиной постели, а мои тетки тем временем расставляли вокруг него фотографии. Это были его портреты в разном возрасте: улыбающимся ребенком, новобрачным, отцом четверых детей. Был и снимок, сделанный в больнице за несколько дней до смерти бабушки: дед с заплаканными глазами держит на руках одного из своих правнуков. Тетки украшали его кадрами из его жизни, а мы с сестрой тем временем твердили, как нам будет его не хватать, как много он для нас значил. И тут я почувствовала, как в моей сжавшейся от печали груди что-то заработало: кто-то снова занялся невидимым садом моей души.

Вскоре после того, как я вернулась в Нью-Йорк после похорон деда, мы с Джоной поехали за город на свадьбу двух новых друзей, ставших нашей маленькой нью-йоркской семьей. Невеста попросила меня провести урок йоги утром перед свадьбой, и я согласилась, хотя мысль об этом приводила меня в ужас. До сего дня это единственный урок, который я вела, не считая пробного на Бали. Вообще говоря, я даже не являюсь сертифицированным преподавателем йоги. Во время учительского курса я три дня провалялась с отравлением, и для получения сертификата мне не хватило нескольких часов. А поняв, что я вовсе не хочу быть преподавателем, а хочу остаться учеником, решила не наверстывать упущенное. (Разумеется, если вы придете ко мне в гости и мы выпьем много вина, я, может, и проведу спонтанный урок йоги. Я даже придумала свое собственное направление. Алко-йога. Со своими пранаямами, которые заключаются в том, что я буду отнимать у вас курево. Никакие сертификаты не нужны.)

Итак, стоял прекрасный осенний день в пригороде Нью-Йорка. Все наши друзья из Сиэтла и Нью-Йорка были там. Многие из них недавно поженились и выглядели так, как я хотела бы себя чувствовать. Мы с Джоной не ссорились, потому что для этого виделись слишком редко. Нет, мы с ним просто не взаимодействовали. Двигались по разным траекториям. Я мрачно строила планы, как наладить и укрепить наши отношения и сделать нас счастливее, но сложно было что-то наладить, когда я постоянно летала домой, бросая Джону одного в Нью-Йорке. Планирование изменений теперь вызывало у меня лишь страшную усталость.