Йога — поиск силы

Но помните, это не предел. Оба, и объект и субъект, являются двумя частями целого. День и ночь: оба — две части целого. Жизнь и смерть: оба — две части всего существования. Объект снаружи, субъект внутри — вы находитесь ни снаружи, ни внутри. Это очень трудно понять, потому что обычно говорится: «Смотри в корень». Это всего лишь условная фраза. Кому-то следует двигаться еще дальше. Снаружи или внутри — оба они вне. Вы тот, кто может пойти наружу и кто может пойти внутрь. Вы тот, кто способен двигаться между этими двумя противоположностями. Вы за пределами противоположностей. Это третье состояние называется самадхи.

Самадхи приходит, когда разум и объект становятся единым целым.

Когда субъект исчезает в объекте, когда объект исчезает в субъекте, когда больше не на что смотреть и некому смотреть, когда просто нет двойственности, наступает молчание невероятной мощи. Вы не можете сказать, что же существует, потому что нет никого, кто сказал бы это. Вы не можете что-либо объявить о самадхи, потому что все сказанное будет иметь предел. Потому что все, сказанное вами, будет либо научным, либо поэтическим. Религия остается невыразимой, ускользающей.

Итак, существуют два типа религиозного выражения. Патанджали применяет научную терминологию. Поскольку религия сама по себе не имеет терминологии, целое не может быть выражено. Для того чтобы выразиться, оно должно быть разделено. Для того чтобы выразиться, оно должно быть признано либо объектом, либо субъектом. Оно должно быть разделено: сказать что-либо о нем, значит разделить его. Патанджали выбирает научную терминологию. Будда также выбирает научную терминологию. Лао Цзы и Иисус выбирают поэтическую терминологию. Но обе — лишь терминологии. Они зависят от разума. Патанджали — научный ум, глубоко внедренный в логику, анализ. Иисус — поэтический ум; Лао Цзы — поэт во плоти, он выбирает способ поэзии. Но всегда помните, что оба способа имеют предел. Нужно двигаться за этот предел.

«Самадхи приходит, когда разум и объект становятся единым целым». Когда разум и объект становятся едиными, то нет никого, кто бы знал и кого бы знали.

Пока вы не овладеете этим знанием, которое находится за пределами знаемого и знающего, вы будете зря проживать свою жизнь. Вы можете гоняться за бабочками и снами, то тут то там отхватывать удовольствие, но главное благословение вы пропустили.

В комнате экономки перевернулся кувшин с медом. Его сладкий запах привлек множество мух. Они жадно пожирали мед, погрузив в него лапки. Однако их лапки так сильно вымазались медом, что мухи не могли воспользоваться крыльями, они не могли освободиться и захлебнулись. Прежде чем они испустили дух, одна из них воскликнула: «Ох, какие же мы глупые, мы погубили себя ради такой малой толики удовольствия!»

Помните, такая же возможность есть и у вас. Вы можете так сильно перепачкаться земным, что не раскроете крылья. Вы можете так набить себя маленькими удовольствиями, что забудете о главном счастье, которое всегда было рядом, только позови. Собирая гальку и ракушки на берегу моря, вы можете пропустить истинно блаженное сокровище вашего существования. Помните это. Так случается. Лишь немногие узнают столько, чтобы их не пленили эти банальные сети жизни.

Я не хочу сказать, - не получайте удовольствия. Солнечный свет прекрасен, и также цветы и бабочки, но не теряйте себя в них. Наслаждайтесь ими, в них нет ничего дурного, но всегда помните, что по-настоящему прекрасно ожидание. Иногда расслабляйтесь в солнечном свете, но не делайте это образом жизни. Иногда расслабляйтесь и играйте с галькой на морском берегу. Нет ничего плохого в этом. Как праздник, как пикник, это позволяется, но не делайте это самой жизнью — иначе вы пропустите ее. И помните, на что вы обратили внимание, то и есть реальность жизни. Если вы обратили внимание на гальку, она становится бриллиантами, поскольку где ваше внимание, там и ваше сокровище.

Я слышал, случилось такое:

Один железнодорожный рабочий случайно закрылся в вагоне-рефрижераторе. Он не мог ни выбраться на свободу, ни привлечь чье-либо внимание к своему бедственному положению, поэтому он приготовился к худшей участи. На стене вагона он нацарапал запись приближающейся смерти, и вот его слова: «Мне становится холоднее, сейчас я мерзну еще сильнее. Ничего не остается, только ждать. Это, наверное, мои последние слова». И они были последними. Когда вагон открыли, те, кто искал его, были изумлены, найдя его мертвым. Для его смерти не было физической причины. В вагоне стояла абсолютно нормальная температура. Морозильный аппарат работал лишь в сознании жертвы. Свежего воздуха хватало; он не задохнулся.

Он умер от собственного неправильного внимания. Он умер от собственных страхов. Он умер от собственного ума. Это было самоубийством.