Подобное я вижу каждый день: муж принимает санньясу, приходит жена, кричит: «Что ты сделал с нашей семьей? Ты разрушил ее!» Я знаю, что муж не любил жену, иначе она была бы счастлива. Она бы праздновала то, что ее муж начал медитировать. Но он не любил ее. И даже теперь он, не любя движется внутрь себя, а значит и в будущем, нет никакой возможности того, что из него будет исходить любовь. Если вы любите человека, то этот человек всегда полезен для вашего роста, поскольку он знает, или она знает, что чем выше вы будете расти, тем более способными к любви вы станете. Она знает вкус любви. И все медитации помогут вам любить больше, быть более прекрасными в каждом своем проявлении. Но подобное случается каждый день.
Это случилось с сестрой Шилы. Она была в лагере и захотела принять санньясу, но ее муж не дал на то своего согласия. Ее муж — чрезвычайно образованный человек, гм?.. директор научно-исследовательского института где-то в Америке. Тогда она уехала домой. Они постоянно ругались. Она хотела принять санньясу, хотела быть посвященной, но он не позволял ей, и все тут. Затем он нанес мне визит: «Кто тот человек, что вмешивается в нашу жизнь?» И он принял санньясу. А теперь жена доставляет неприятности! Сейчас она совершенно против. А он — очень простой человек, прекрасной души человек. И он постоянно пишет мне: «Что же делать? Ведь я люблю ее, но она совершенно изменилась после того, как узнала, что я принял санньясу». Вот такие дела. Каждый старается управлять другим человеком.
Человек яма управляет собой, а не другими. Остальным людям он предоставляет свободу. Вы же пытаетесь управлять другими, а собой никогда. Человек яма управляет собой и дает свободу другим. Он любит так сильно, что способен дать свободу, и любит себя так сильно, что может управлять собой. Это надо понять: он любит себя так сильно, что не может расточать свои силы, ему надо определить им направление.
Таким образом, нияма и асана — для тела. Размеренная жизнь очень здорова для тела, ведь тело — это механизм. Вы приводите тело в замешательство, если ведете неправильную жизнь. Сегодня вы ели в час, завтра — в одиннадцать часов, послезавтра — в десять, так вы смущаете тело. У тела есть внутренние биологические часы, они ходят по шаблону. Если вы каждый день едите в одно и то же время, тело всегда находится в той ситуации, когда оно понимает, что происходит, и оно готово к происходящему — желудочный сок выделяется в нужный момент. В противном случае, когда вы хотите есть, вы можете пообедать, но желудочный сок выделяться не будет. А если вы принимаете пищу, в то время как желудочный сок не выделяется, то пища становится холодной и пищеварение затрудняется.
Желудочный сок должен быть готов к приему пищи, пока она горячая, тогда поглощение пищи начинается тотчас же. Пищу можно переварить за шесть часов, если желудочный сок приготовился и ждет ее. Если же сок не ждет пищу, тогда переваривание ее занимает от двенадцати до восемнадцати часов. Тогда вы чувствуете тяжесть в желудке, сонливость. Потом еда придает вам жизнь, но не дает вам чистую жизнь. У вас такое чувство, как будто на вашей груди лежит гиря, вы кое-как волочите ноги, неся гирю. А ведь пища может стать такой чистой энергией. Но в этом случае нужна размеренная жизнь.
Каждый день вы ложитесь спать в десять часов. Тело знает об этом, точно в десять часов оно зовет вас спать. Я не предлагаю вам становиться одержимыми — если умирает ваша мать, тогда не надо ложиться спать в десять часов. Этого я не говорю. Ведь люди могут становиться одержимыми...
Существует множество историй об Иммануиле Канте. Он стал одержимым правильностью, он сошел с ума. Не создавайте одержимость. У него был раз и навсегда заведенный порядок, настолько устоявшийся, секунда в секунду, что если к нему кто-то приходит, скажем, гость, Кант бросает взгляд на часы и даже слова гостю не скажет, потому что слова займут время — Кант прыгает в постель, накрывается одеялом, и вот он уснул, а гость сидит тут же. Заходит слуга, он велит: «Уходите же, ведь господину пора спать». Слуга так подстроился под Канта, что ему не надо было говорить философу: «Кушать подано», и не надо было говорить: «Пора спать». Нужно было всего лишь оглашать время. Слуга входил в кабинет и объявлял: «Одиннадцать часов, сэр». И Кант тут же делал, что требовалось, и добавлять было ничего.