Читаем Иоган Гутенберг полностью

Деньга, полученные с родного города после захвата Верштата, несколько отсрочили тужду, но нужен был заработок во что бы то ни стало.

Выбор занятия предрешило прошлое его семьи. Род Генсфлейшей в родном Майнце вместе с одиннадцатью другими патрицианскими фамилиями пользовался правом наблюдать за полновесностью монеты, за верностью мер и весов. На них же лежало заведывание закупкой золота и серебра для чеканки монеты. Эти занятия должны были связывать Генсфлейшей-Гутенбергов с золотых дел мастерами, резчиками по металлу и ювелирами.

Нет ничего невероятного в том, что еще в юности Иоган обучался мастерству шлифовки камней или чеканки, ибо, как говорит в своих воспоминаниях богатый кельнский горожанин Герман фон Вейнсберг: «Многие выучиваются ремеслу „про запас“, чтобы им кормиться, так брат учился скорняжному делу; но если представляется лучшее пропитание, то они „откладывают свое ремесло к сторонке и принимаются за то, к чему их привела судьба“».

Лучшего пропитания не было, и Гутенберг (берется за шлифовку камней и изготовление зеркал.

Будь он зажиточным цеховым мастером Страсбурга, он может быть и остановился бы на этом. Талант Иогана обеспечил бы семье Генсфлейшей-Гутенбергов почетное место в цехе на долгие годы. В праздник святого покровителя цеха Иоган нес бы цеховое знамя, а вечером – главенствовал бы на пиру мастеров.

Но все это было недостижимо для деклассированного пришельца. В эту эпоху цех был замкнутой организацией и в нем не могло быть места инициативе пришлого одиночки.

Будь Гутенберг менее практичен и может быть более образован ему бы угрожала опасность попасть в тенета алхимии – хитрой и опасной науки, сулившей лучезарное будущее своим адептам. Соприкасаясь с золотых дел мастерами и шлифовщиками камней, он не мог не слышать о чудном философском камне, с помощью которого алхимики мнили превращать любой металл в благородное золото и стяжать неслыханные богатства.

О том, сколь велика была слава алхимии в средние века свидетельствует пример короля английского Генриха VI, при котором был отдан указ духовенству возносить молитвы богу, чтобы была им послана помощь алхимикам в нахождении философского камня. Большой интерес к этой науке проявлял и Карл VII французский, тот самый, король, который впоследствии послал в Майнц к Гутенбергу людей, чтобы перенять у него славное искусство книгопечатания.

Поддайся человек обоянию алхимии, и были бы бесплодно загублены дни и ночи мучительных трудов на неудачные опыты, изучение пустых мистических формул и поиски выхода с помощью магии, последнего прибежища науки темных людей. Надо было обладать могучим разумом Рожера Бэкона, чтобы еще в XIII столетии видеть в теоретической алхимии науку о неорганических и органических соединениях: «являющихся по своему составу результатом комбинации тех же элементов и жидкостей, частный случай соединения неорганических веществ» и, таким образом, провидеть линий развития современной химии.


ИОГАН ГУТЕНБЕРГ


Гутенберг прочно держался за ремесло, но искал такое новое ремесло, которое избавило бы его от конкуренции и запретительных мер существующих цехов и сулило обогащение и прочное имущественное положение.

Процесс Гутенберга-Дритцена в 1439 г. показывает, что этот человек уже несколько лет помимо изготовления зеркал занимался каким-то «тайным делом» и тайна этой работы хорошо охранялась его друзьями.

Работа, которую скрывал Гутенберг, была поисками нового искусства – книгопечатания. Деятельность его направлялась по двум линиям: заработок сегодняшнего дня – это шлифовка камней, производство зеркал и, работа впрок – новая отрасль, сулящая почет, славу и деньги. Неоправдавшаяся надежда. Слава пришла к нему лишь после смерти – удел большинства изобретателей того времени. Почет и деньги остались за несправедливой судьбой.

Гутенберг жил со своим слугой Лоренцем Бейльдеком, который был его доверенным лицом.

Проекты, родившиеся в голове Гутенберга, требовали помощников для своего свершения. Первым человеком, который пришел к Гутенбергу, стал его помощником и поверил в него до конца, был Андрей Дритцен.

Молодость – стальная пружина, могуче развертывает она свою блестящую спираль и звоном отвечает на удары. Дритцен был молод. Гутенберг взялся обучить его шлифовке камней. Андрей становится деятельным участником всех предприятий своего учителя, отдает ему почти целиком отцовское наследство, стремится осознать все известное Гутенбергу и остается верным ему до своей вскоре последовавшей преждевременной смерти.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза