Иоганн Гутенберг

Чтобы работать было удобно, следует остро заточить гравировочный инструмент. Для проверки остроты его заточки поставьте гравер вертикально на ноготь большого пальца. Даже без давления вы почувствуете, что он немного углубляется в ноготь, поскольку тот, конечно же, очень мягок. Если вам без труда удается срезать тонкую стружку с ногтя пальца, то ваш гравировочный инструмент достаточно острый. Если мы расположим его на торце пунсона под определенным углом, режущая кромка инструмента углубится в его незакаленную сталь. Это происходит так же легко, как и при помещении гравировочного инструмента на ноготь пальца. Прилагая небольшое усилие (его даже усилием назвать нельзя), перемещаем инструмент вверх, срезая при этом микроскопическую стальную стружку. Твердо держа руку, можно срезать и более длинную стружку, в том числе длиной в 3 миллиметра. Сталь при этом перестает быть похожей на сталь. Она и выглядит, да и по ощущениям больше напоминает холодное сливочное масло: та же легкость, та же сила давления, те же приятные ощущения, с которыми вы отрезаете большие или меньшие кусочки с помощью ножа. Тем более приятно испытывать это при работе с материалом, который и прочен, и имеет мелкую структуру, – со сталью.

Ударная обработка металлов – основа технологии изготовления штампов. На гравюре XVIII века видно, что со времен Гутенберга технология изменилась не сильно.

Это действительно искусство в миниатюре, сравнимое с нанесением китайскими гениями текста на зерна риса. Стальная стружка, срезаемая таким методом, имеет толщину не более 0,01 миллиметра – это ширина точки на матричном принтере с разрешением 6,25 миллиона точек на квадратный дюйм. Для сравнения: в первых матричных принтерах разрешение составляло от 90 до 120 тысяч точек на квадратный дюйм.

В современных лазерных принтерах разрешение составляет 750 тысяч точек на квадратный дюйм (измеряется в размерах гранул тонера, а не в точках, как раньше, но терминология осталась прежней). Теперь вспомним, что эти крохотные частички стали имели толщину не более 0,01 миллиметра; они могут быть еще меньше и составлять 0,1 от этой величины, то есть иметь толщину всего в 1 микрон (0,001 миллиметра, или 0,025 дюйма). В результате приходим к поразительному выводу: Иоганн Гутенберг с самого раннего детства находился среди людей, которые могли выгравировать букву на стали, размер которой был как минимум в шесть, а может быть, и в 60 раз меньше разрешения современного лазерного принтера, – и это как раз в то время, когда король Сигизмунд предоставил Майнцу право чеканить имперские монеты, что повлекло за собой рост спроса на разработку новых изображений и новых пунсонов.

А сам ли Гутенберг проделывал всю эту работу? Неизвестно. Свидетельства за то десятилетие как в поддержку, так и в опровержение данной гипотезы отсутствуют. Единственное, что мы можем сказать с уверенностью, так это то, что Гутенберг был знаком с теми, кто умел это делать, причем именно тогда, когда, похоже, спрос на это ремесло резко возрос.

Гутенберг с раннего детства находился среди людей, которые могли выгравировать букву на стали.

* * *

Майнц неумолимо приближался к банкротству после ряда финансовых кризисов, из которых город то и дело приходилось выводить на протяжении еще 26 лет. Причем аналогичная картина периодически повторялась: городской совет, в котором преобладали члены гильдий, пытался повысить налоги, после чего патриции скрывались в сельской местности, аннуитеты урезались, выплаты в счет погашения долгов уменьшались, кредиторы не давали займов, архиепископ спасал город, не забывая при этом сохранить за собой многовековые привилегии. В 1430 году архиепископ стал посредником в заключении мира; при этом были сформулированы запутанные положения закона о количестве заместителей мэров и казначеев, а также о том, у кого должны быть дубликаты ключей от городской казны. Майнц даже обещал иммигрантам освобождение от налогов сроком на 10 лет. Ни один из этих шагов не пошел на пользу. В 1438 году долг города составил 373 тысячи гульденов – сумма, достаточная для того, чтобы скупить все дома в городе. Напряженность нарастала и впоследствии, к концу жизни Гутенберга, привела к началу войны.