Иоганн Гутенберг

Идя на этот шаг, он должен был знать, что Альбрехт не тот человек, который воспримет его жалобы всерьез. Альбрехт Бранденбургский был из рода Гогенцоллернов, к которому принадлежали будущие короли Пруссии и который враждовал с правителями Виттенберга – Веттинами. Альбрехт, полноватый веселый молодой человек, любил хорошую жизнь и уже немного знал о риске и капиталовложениях. У него была коллекция из 9 тысяч священных реликвий – достаточно для того, чтобы спасти его от нескольких миллионов лет пребывания в чистилище. Это позволило ему быть несколько распущенным в отношении вопросов морали. К тому же Альбрехт был очень амбициозным. Семейные связи дали ему возможность стать архиепископом Магдебурга, когда ему было всего 23 года, а годом позже – в 1514 году – он купил архиепископство Майнца. Он был слишком молод – архиепископам должно быть минимум 30 лет, кроме того, закон не позволял иметь несколько бенефиций, не говоря уже о двойном архиепископстве, но за деньги можно обойти любой закон, правда, папа Лев X потребовал не привычные 10 тысяч гульденов, а целых 29 тысяч (это примерно 3 миллиона фунтов стерлингов, и не забывайте также о процентных отчислениях в государственный бюджет). Короче говоря, Альбрехт, дважды архиепископ, примас Германии, брат бранденбургского князя-избирателя, наследник одного из самых выдающихся германских семейств, был безумно богатым, влиятельным и владел поместьями по всему северу Германии. У него с папой было полюбовное соглашение, выгодное для обеих сторон. Он мог получить деньги с продаж индульгенций, разрешение на выпуск которых дал Лев, чтобы достроить свой последний проект в Ватикане. Лев предоставил Альбрехту локальную лицензию на продажу индульгенций, договорившись с ним о разделении дохода пополам (похожая договоренность существовала у него с Генрихом VIII, только в этом случае прибыль делилась в отношении 75/25 в пользу папы). Имея эти гарантии, Альбрехт занял денег у известного семейства банкиров Фуггеров, оплатил столько, сколько требовал папа, и стал ждать помощи от своих торговцев индульгенциями, одним из которых был тот самый гадкий Тецель. К тому времени как прибыло письмо Лютера, в котором тот проклинал Тецеля и индульгенции, угрожая расстроить все их финансовые планы, деньги уже поступили – примерно 36 тысяч гульденов, половина из которых была отправлена в Рим.

Мартин Лютер написал письмо своему наивысшему духовному властителю (не считая папы) – Альбрехту Бранденбургскому, наследнику Дитера в должности архиепископа Майнца.

В свое письмо Лютер включил 95 пунктов на латыни, предназначенных «для обсуждения». Внешне все выглядело весьма пристойным и скромным. В конце концов, Лютер был никем, простым монахом, fex hominum (лат. – отбросы), посмевшим обратиться к такому высокопоставленному прелату. Представьте себе чувства, которые испытывал Лютер, принимая такую позицию. Высокопоставленный развратник, спящий с сифилитическими гомосексуалистами? Но ведь он имел достаточно власти для того, чтобы сжечь ничего не представлявшего собой священника, подозреваемого в ереси. Да, некоторые из его пунктов были скандальными.

• Папа не может отпускать грехи; он может лишь объявлять о прощении грехов Богом.

• Глупым и безнравственным со стороны священников было наложение епитимьи на умирающих, чтобы те попали в чистилище.

• Папа должен знать о жадности и извращенности торговцев индульгенциями, ибо тогда он будет знать, что базилика Святого Петра была построена на коже, телах и костях его паствы.

• Тот, кто действительно раскаивается, не должен бояться ожидающего его наказания, он должен принять его, как это сделал Христос.

• Если папа такой могущественный, то почему он не отпустил все грехи всем умершим людям и тем самым не освободил чистилище?

• Почему, вместо того чтобы грабить бедняков, он не построил базилику самостоятельно, ведь у него же были на это деньги?

Но это были всего лишь тезисы, в их изначальном смысле «предложений» – пунктов для обсуждения. Лютер всегда мог принять позицию верного слуги, скромно доносящего провокационные идеи – которые могли иметь ценность, а могли и не иметь, – чтобы избавить Церковь от неверных.