Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию

Одна только Шубгилла не разделяла этого всеобщего равнодушия. Она набирала шелковые шали, посылала детей с тележкой собирать в округе розентальский и майсенский фарфор или то, что она считала фарфором, сожгла свою источенную жучком, побитую и заляпанную обстановку и заменила ее мягкой мебелью с дальних крестьянских дворов. Дети ее хлебали суп, сидя за кухонным столом на диване. На кухонном шкафу стоял пестрый фарфоровый журавль. Рядом с дымоходом висела позолоченная тарелка с выгравированной лошадью, готовой к прыжку, в память о победе на Инстербургских скачках в 1938 году.

- Мы теперь живем как господа, - говорила она своим детям.

Но она не была вполне счастлива от этой господской жизни, потому что не было никого, кому можно было бы это показать. Где же все люди? В Йокенен после смерти маленькой бледной женщины осталось восемнадцать человек, в Мариентале всего девять, включая детей. В Вольфсхагене никого, в Скандлаке никого, в Баумгартене шестьдесят семь человек, в Викерау ни одного, в Ленцкайме ни одного, в Альтхофе ни одного, в Колькайме ни одного, в Заусгеркен семь, в Майстерфельде три, в Мариенвальде ни одного, в Янкенвальде девять. Земля пруссов вернулась в свое исходное состояние. Как-то утром в конце февраля русская колонна прибила поверх йокенского дорожного указателя табличку с надписью кириллицей. Не было больше Йокенен.

Наконец, явились и гости. Хотя их присутствие в эти дни не сулило ничего хорошего, они избавили Штепутата от тоскливых размышлений и тупого смотрения прямо перед собой. Трое мужчин и женщина на велосипедах объезжали оставленные дворы. Где только они нашли велосипеды? Они были в гражданском, но вооружены: у одного был немецкий карабин, у двух других допотопные охотничьи ружья. У женщины была только кожаная портупея с надписью на пряжке "С нами Бог". Освобожденные пленные: поляки, литовцы, украинцы.

Штепутат видел их издалека, у него было достаточно времени, чтобы уйти в сарай, затаиться, но он решил не играть в прятки. Он всегда так поступал. Гордость не позволяла ему прятаться от этих людей в мякину в сарае. И уж тем более на глазах у Германа. Он вышел им навстречу.

Четверо явно удивились, увидев, что на хуторе есть люди. Они переговорили между собой, но не повернули обратно, сделали вид, что по поручению командования Красной Армии осматривают брошенные деревни в поисках оружия. Двое пошли в сарай, один пошел с женщиной в дом. Сразу стало видно, что поиски оружия - если они вообще им интересовались - были лишь побочной целью их визита. Женщина, казалось была помешана на мягкой мебели. Она гладила плюшевую обивку диванов, падала в мягкие подушки и возбуждалась от удовольствия. Опытной рукой она отделяла цветистую материю, обнажая внутренности кресел, оставив обезображенное имущество попечению Марты Штепутат, которая быстро накинула на него какое-то покрывало. Мужчины в сарае тыкали острыми пиками в солому, ходили взад и вперед, как кладоискатели с волшебной палочкой, наконец залезли на сеновал над коровьим стойлом. Но Эльза Беренд нигде не спрятала ящиков с серебром и хорошей посудой. Не нашлось ни ведра с банками варенья, ни каких-нибудь копчений. Перекопав в саду последний снег и не обнаружив никаких признаков зарытых драгоценностей, они, разочарованные, удалились. В этот же день явился Василий. Все уже думали, что время гордых наездников с блестящими пряжками и галунами давно и безвозвратно прошло. Но тут верхом на рыжем мерине прибыл Василий. Издалека трудно было отрицать некоторое сходство с маленьким Блонским, только Василий оказался несколько больше.

Кто такой был Василий? Он говорил по-немецки. Проклятые фашисты три года продержали его в качестве пленного в одном поместье за Норденбургом. Он украинец, подчеркивал он, не русский. Генерал такой-то такого-то Белорусского фронта выдал ему автомат и поручил управление деревней Йокенен и окрестными деревнями. Все немцы должны его слушаться. Василий распорядился, чтобы немцы переселились в усадьбу поместья Йокенен. Туда сгонят скот со всей округи. Немцы будут кормить и доить коров. Молоко и масло будут оставлять себе, но убивать скот нельзя. Таково было первое объявление нового хозяина. Как и в течение многих сотен лет до этого, он огласил его сверху вниз, сидя с поднятым хлыстом на танцующей лошади. Значит, совсем ничего не изменилось?

У Штепутата было достаточно времени, чтобы решить, как быть. В Восточной Пруссии было полно пустых домов, и Василий не мог помешать Штепутату тайком туда перебраться. Лесная опушка была всего в пятнадцати минутах, а за ней начинался большой Вольфсхагенский лес, потом Скандлакский лес. Там, среди высоких сосен, был дом лесника Вина. В худшем случае можно было податься и дальше, через речку Омет на Зексербен, Ляйтнерсвальде или Лекник.