Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию

В августе 1940 года в маленький заспанный Йокенен пришла открытка с берегов Бискайского залива. Доильщик Август писал инспектору Блонскому точнее, попросил грамотного товарища написать, - что купался в Атлантическом океане. Никто из Йокенен не погиб и во французском походе, а из соседнего Вольфсхагена сразу двое: лесной рабочий, похороненный где-то под Амьеном, и один батрак, умерший после тяжелого ранения в госпитале за Рейном. Зато на Йокенен выпал Рыцарский крест: его получил сын майора Зигфрид за участие его зенитной батареи в боях под Дюнкерком. В это же время его произвели в старшие лейтенанты. Майор из-за этого Рыцарского креста пришел в необыкновенное возбуждение и заодно израсходовал все запасы своего винного погреба. Он даже - что уже шло совершенно вразрез с его привычками и самообладанием - сам позвонил Штепутату, чтобы сообщить эту новость. Рыцарский крест в Йокенен! Понятно, что связывать этот крест с Йокенен было некоторой натяжкой: молодой Зигфрид, начиная со студенческих лет, жил в Кенигсберге, женился там на маленькой бледной дочери профессора биологии и в Йокенен приезжал только по большим праздникам. Но родился он здесь, и поэтому вполне можно было считать, что крест принадлежит Йокенен.

Перед приездом в начале сентября в отпуск Зигфрид прислал отцу ящик шампанского, справедливо полагая, что винному погребу поместья нужны подкрепления. Молодой кавалер Рыцарского креста прибыл со своей маленькой бледной женой в открытом вездеходе кенигсбергской комендатуры. Они приехали, не предупредив по телефону. Просто машина вдруг оказалась перед подъездом замка. Пока подбежавший кучер Боровски помогал маленькой бледной женщине выйти из машины, молодой Зигфрид направился к охотничьим собакам. Он зашел в клетку, гладил прыгавших вокруг него собак, слегка потянул своего любимца Хассо за уши и пообещал ему охоту за утками в йокенских камышах. Маленькая бледная женщина робко стояла рядом, перебирая ремешок своей сумочки, и каждым жестом давала понять, что грубая сельская простота Йокенен ей не очень нравится.

Майор долго не мог себе простить, что прозевал прибытие своего кавалера. Он как раз отправился в одну из своих верховых прогулок по полям у болота и вернулся домой, только когда его сын уже сидел на кухне и поглощал тарелку настоящего восточно-прусского борща. На следующий день все в Йокенен знали: майор плакал, обнимая сына.

Кавалер прожил в Йокенен две недели. Он даже нашел время принять участие в большом турнире Инстербургского общества верховой езды в Тракенен и выиграл там какой-то приз. Но большей частью он разъезжал по деревне в одиночестве, сопровождаемый только охотничьей собакой Хассо. Йокенцам он показался несколько надменным. Когда дети громко кричали "Хайль Гитлер", он в ответ только слегка кивал головой. Он сидел на лошади совершенно прямо, как редко кто другой, да и длинный он был, выше своего отца. Взгляд его направлялся далеко за пределы низких и невзрачных йокенских домов, но на это, пожалуй, нельзя было обижаться. Не должен ли кавалер Рыцарского креста смотреть дальше соседней деревни? Йокенцы были им довольны.

Маленькая бледная женщина не умела и не хотела ездить верхом. Кучер Боровски возил ее на прогулку по полям в одноконной коляске, и каждые три дня она ездила в Дренгфурт к парикмахеру. Она всегда носила светлую одежду и шляпу с широкими полями, к тому же белые перчатки. За неотесанным Боровским она сидела в коляске как белый мотылек и, кротко улыбаясь, смотрела на однообразную красоту ивовых аллей, опустевшие сжатые поля и заросшие пруды.

Перед отъездом кавалера Рыцарского креста майор устроил праздник. Прибывающим каретам не было конца: Тоденхеферы, владелец поместья Альтхоф, Зигфриды из Скандлака и Колькайма, даже Лендорф из Мауэрзее. Все - владельцы плодородной земли Восточной Пруссии. Крупнейшие. Сюда не мог затесаться какой-нибудь санитарный врач Витке или пастор Брошек, какой-нибудь бургомистр Штепутат или карьерист вроде инспектора Блонского. Допустили разве что ландрата из Растенбурга. И, конечно, офицеров.

На дворе усадьбы был сложен высокий штабель дров, и с наступлением темноты кучер Боровски поджег его. Начали жарить на огне молочных поросят (хотя их и запрещалось резать в таком возрасте). В кустах стоял работник и подкладывал дрова, когда огонь грозил угаснуть. Сентябрьские ночи в Восточной Пруссии холодные. Тепло пылающего костра доносилось до террасы замка, и все-таки маленькой бледной женщине пришлось накинуть пальто. К полуночи трофейное шампанское кончилось, и гостям пришлось перейти к более грубым местным напиткам. Только для маленькой бледной женщины майор оставил в резерве бутылку из Франции, от восточно-прусской медовой водки она могла бы и умереть.

Когда рано утром в усадьбу пришли доильщики и зажгли в коровнике керосиновые лампы, праздник подошел к концу. Молодой Зигфрид направился в кучерскую рядом с конюшней, где кучера коротали время за свекольной водкой и игрой в карты. Он был собран и подтянут, кавалеры Рыцарского креста не напиваются.