Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию

К Марте первой вернулось ее обычное веселое настроение. Она делала на кухне бутерброды с топленым салом для мужчин и рассказывала Герману о старых временах. Хорошо, что Герман еще ребенок! Казаки любят детей. В прошлый раз они трясли для детей сливы с деревьев.

Когда солнце уже поднялось над прудом, Герман опять побежал к дяде Францу. Может, они все-таки поедут кататься. Но поляк Антон покачал головой. Дядя Франц уехал на мессу в Ресель. Это, пожалуй, было самое лучшее, что можно было придумать в такой день. Посмотреть, что уготовил Восточной Пруссии и йокенцам Господь Бог.

Расстроенный Герман побежал на луг и сел в свежескошенную траву.

- Это война, папа? - спросил он отца.

- Думаю, что да, - ответил погруженный в свои мысли Штепутат.

- И мы начали?

Штепутат пожал плечами.

- Если начали мы, значит, у фюрера наверняка была важная причина.

Герман сплел из срезанных одуванчиков венок. Прилетели бабочки, белые и синие, стали садиться на желтый венок, кружиться над скошенным чертополохом, состязаться с пчелами, которые всовывали свои головы в белые цветы клевера.

Через луг шлепала в своей длинной черной юбке и деревянных башмаках старая Марковша. Зрелище было уморительное. Что если она упадет? А она ревела, зашлась таким душераздирающим плачем, как будто у нее умер ребенок. Что с ней?

- Придут русские, - завывала Марковша.

Штепутат выпрямился, обстоятельно вытер косу.

- Подождите, подождите, матушка Марковски, - сказал он.

Как раз вовремя, чтобы успокоить Марковшу, над кладбищем появились самолеты. Они летели эскадрилья за эскадрильей красивыми рядами по три машины в каждом.

- Это наши, - заметил Шубгилла.

- Пикирующие бомбардировщики! - заорал Герман и стал изображать вой Юнкерса-87, низвергающегося в самый центр Варшавы или Кале, или - что там у нас сейчас? - ну, скажем, Москвы. Это было увлекательное занятие: считать пролетающие бомбардировщики. Сорок шесть... сорок семь... и все на восток. Самолеты были еще редкостью в Восточной Пруссии - когда они появлялись в небе, дети выбегали из домов. Дирижабли все знали гораздо лучше. Еще совсем недавно над йокенским прудом регулярно пролетал цеппелин, курсировавший между Кенигсбергом и Мазурскими озерами. Дирижабли закрывали собою солнце, а их огромная тень медленно плыла по полям. Но для войны эти добродушные киты не годились. С бомбами на Москву на них не полетишь... шестьдесят восемь... шестьдесят девять... летят и летят в русские болота.

Немецкое радио молчало целую неделю - очевидно, хотели сначала посмотреть, как пойдут дела. Потом наступил день специальных сообщений. Все победы были собраны вместе - букет фюреру и немецкому народу. Началось с раннего утра: Вильнюс в руках немцев. Первый котел, двадцать пять тысяч пленных. Фанфары. Германия, Германия превыше всего... О победах сообщалось до самого вечера, это был особенный день. Между сообщениями играли новую песню, чтобы народ смог выучить ее наизусть:

На востоке поднимается солнце

И зовет миллионы на бой...

От Финляндии до Черного моря...

Вперед по приказу вождя...

Дядя Франц, правда, сказал, что в этот раз солнце не поднялось, а закатилось на востоке. Но в общем в Йокенен все осталось по-старому. Гром канонады умолк, и тон опять задавали лягушки. На Ангербургском шоссе военные машины появлялись уже редко, но зато в тихом небе Восточной Пруссии часто пролетали самолеты. Тем не менее спокойно наступило тихое лето. Созревала рожь, цвел клевер, белый и красный. Липы в парке поместья изливали свой сладкий аромат, привлекая Штепутатовых пчел. В пруду по вечерам, как и всегда летом, выпрыгивали из воды карпы. Война ударом грома разбудила йокенцев однажды, но потом распрощалась и ушла. Она бушевала теперь только по радио, в специальных сообщениях от Финляндии до Черного моря.

Выть с волками по-волчьи Самуэль Матерн научился еще в Литве. Так он продержался год за годом до конца лета 1941 года. Он включил в ассортимент своего магазина коричневые рубашки гитлеровской молодежи и черные штанишки гитлеровской детворы, походные ножики с выгравированной свастикой, обильно жертвовал в фонд зимней помощи и давал своей лошадке все меньше и меньше овса. Все для окончательной победы.