Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию

Такого в Йокенен еще не бывало. Растерялся и сам майор. Ударить плеткой -будут неприятности из-за фюрера. Фюрер победил, окончательно победил в Йокенен. Во имя фюрера разрешалось делать все - рвать цветы в чужих парках, умирать.

- Тогда продолжайте, - сказал майор.

Стол с портретом фюрера утопал в цветах. Фрау Клозе руководила пением, учитель Клозе чтением стихов. Одна из старших девочек зачитала из хрестоматии биографию Адольфа Гитлера. Родился 20 апреля 1889 года в Браунау-на-Инне. Первая мировая война, отравление газом. Демонстрация в Мюнхене. Крепость Ландсберг. "Майн кампф". Это продолжалось всего час, после чего увенчанный цветами портрет остался в классе в одиночестве. Хайль Гитлер!

Рядом со швейной машинкой Штепутата гремели марши из громкоговорителя. Парады и речи. Герман составил патронные гильзы в три шеренги на полу и командовал их парадом перед миниатюрным фюрером, стоящим в пустой коробке. Великие времена увлекли всех, и прежде всего детей. Эти времена были полны стали и слов, звучащих как металл. Конечно, были еще и цветы, бабочки и птицы. Но что значат нежные анемоны, когда воины Вьонвиля падают смертью героев под звуки боевой трубы? Или когда Старый Фриц объезжает верхом поле битвы под Лейтеном?

Троица 1941 года. Не успели катки и смоловарки убраться с Ангербургского шоссе, как появились они. Им не было конца. Рота за ротой шли они мимо Йокенен. С запада на восток. Пехота скрывалась за Мариентальской дугой, а на Викерауской горе уже показывалась следующая колонна. Артиллерия на конной тяге. Или велосипедисты. Что они со своими отдраенными до блеска колесами забыли на занесенных пылью, непроходимых дорогах востока? Ничего подобного Йокенен еще не видывал. Забыв о своих делах, люди стояли на Ангербургском шоссе, улыбались, нерешительно кивали, охваченные удивлением и сомнением. Сомнений не было только у детей. Этот нескончаемый марш был для них приятной переменой среди однообразия Йокенен. После школы они располагались на обочинах шоссе, дожидаясь появления стальных касок из-за горы Викерау. Герман даже поставил дело так, что мать приносила ему на шоссе обед. Учитель Клозе отдал дань величию времени: в течение этих недель не было домашних уроков. Жена учителя считала, что будет лучше, если йокенские дети будут стоять на шоссе и приветствовать солдат. Она всегда знала, как нужно поступать.

Дети считали пушки, грузовики, роты. Вот это были солдаты! Такой порядок! Раз... два... три... - отбивали сапоги по свежепрокатанному Ангербургскому шоссе - сапоги, прошедшие за три недели Польшу и за шесть недель Францию. При подходе части к йокенским домам давали команду запевать. Чаще всего пели "Вереск", но иногда пели и "Вестервальд" и "Голубые драгуны". Главное, чтобы было удобно идти в ногу. После Йокенен пение обрывалось, звук шагов развеивался и пропадал среди начинавшейся здесь просторной равнины. С наступлением темноты, когда на шоссе гудели грузовики с затемненными фарами, матери забирали своих детей домой. Движение по шоссе продолжалось.

- Во сколько лет я смогу стать солдатом? - спрашивал Герман.

- В восемнадцать, наверное, - отвечала Марта.

- А можно выбирать, в какие войска пойти?

- Это от многого зависит, - уклонялась Марта. - Прежде всего нужно хорошо есть, чтобы стать большим и сильным... нужно мыться... хорошо учиться в школе.

Ага, ясно.

Из своей постели - при открытом окне - Герман слышал топот сапог на шоссе. Он заглушал плескание карпов в пруду, был громче жерлянок и мычащих на выгоне коров. Как вдруг шумно стало в Восточной Пруссии! Через заспанный Мазурский край, через Эрмланд, через Лосиное урочище и дальше за Мемель непрерывным маршем шла Великая Германия.

- Что все это значит? - спросил дядя Франц бургомистра Штепутата, который, разумеется, должен был все знать.

- Маневры в Роминтенской пуще, - ответил, не задумываясь, Штепутат. Он слышал об этом от окружного управления в Растенбурге, а уж там знали наверняка.

- Но ведь это длится и день и ночь, и уже целую неделю... И все время на восток... Никто не идет обратно.

- Я не думаю, что это война, - уверял Штепутат. - Война нам не нужна, этого фюрер не допустит. Только если русские нападут.

Самое фантастическое из всех объяснений, но зато удовлетворившее всех, предложил инспектор Блонски: дружественная Россия разрешила немецким войскам пройти по ее территории, чтобы ударить по Англии в Персии и Индии.

А о чем думали те, кто с песнями маршировали по шоссе? Надеялись ли, что все опять кончится хорошо, по крайней мере, еще один раз? Миллионы марширующих, как и миллионы провожающих их, слепо доверились человеку, по приказу которого начался этот поход. Адольфка, мол, сделает свое дело. Судьба миллионов зависела уже не от воли Божией, а от каприза одного-единственного человека. Все стало слишком просто.