Йохан и бабай (СИ)

- Прошу прощения, но это очень важная метафора. Действие Оплота Упадка подобно таким стоящим морским волнам. Мы можем найти безопасный промежуток между участками, испытывающими особое давление Хаоса, источаемого Оплотом. Я легко отыщу такой благословенный островок.

Герцог поднял руку, останавливая Саотуна:

- Почему же тогда должны уехать Агнесс и дети? Почему я не могу спасти людей?

- Прости, повелитель, но и между самыми опасными зонами нельзя расслабляться. Мысль должна работать, разум твой должен трудиться без малейших остановок, а ты сам не должен спать. И ещё. Ты ни в коем случае не должен сосредоточивать внимание на Адском Предмете, иначе Он услышит твои мысли и перестроится. И вот я спрашиваю тебя, как ничтожнейший слуга, которого ты великодушно называешь другом: выдержит ли твоя супруга это испытание? А дети?

- Марк? Лизи?.. Нет, нет.. Агнесс?.. Нет... Конечно, нет. Она умна, моя Агнесс, но она женщина. Она, безусловно, сильна. Для женщины. Вот и сейчас она будет недовольна тем, что я оторву её от вышивки, хотя знает: надо бояться большего.

Книжник шагнул к герцогу.

- Она вышивает?

- Да, а что?

- Скорее к ней, мой господин! Блистательная Агнесс в опасности!

На большом полотне был скрупулёзно вышит портрет герцога. Но портрет этот был страшен.

Йохан и Саотун застыли на пороге, глядя на картину. Всё было вполне правдоподобно. Но... Лицо, изображённое умелой рукой Агнесс, словно начало рассыпаться под действием неведомого ветра, облетать, как листва с кроны пышного дерева, терзаемого ураганом.

Сама герцогиня сидела, отвернувшись от полотна, и стеклянным взглядом смотрела в окно.

За окном уходили подданные. Одни налегке, другие успели погрузить на телеги кое-какой скарб.

То и дело кто-нибудь покидал дорогу и брёл неизвестно куда, постоянно меняя направление. Некоторые несчастные останавливались в самой середине толпы, и тогда их выпихивали на обочину. Люди падали и оставались лежать или садились, тупо озираясь или сосредоточенно ковыряя землю.

От дальнего крыла дворца валил дым. Кто-то поджёг замок.

- Агнесс! - позвал герцог. - Милая...

Если бы он оглянулся на книжника, то мгновенно понял бы всё: Саотун сморщил личико в гримасе невосполнимой скорби.

Герцогиня не откликалась

Йохан в два шага оказался возле супруги.

Из уголка её рта сочилась тоненькая струйка слюны. В левой ладошке торчала большая игла для вышивания по грубому холсту. Длинная нить тянулась от иглы до полотна: очевидно, Агнесс не успела её оборвать.

Из-за спины герцога неслышно выскользнул книжник. Он припал на колено, аккуратным лёгким движением вынул иглу. Агнесс никак не отреагировала.

- Поздно? - просипел герцог.

- Нет, нет, мой сюзерен, - залопотал, вскочив, Саотун. - Нижайший из смертных сделает всё невозможное. Сейчас я погружу герцогиню в безопасный лечебный сон. И отправлю, отправлю прочь... И детей!.. Она придёт в себя. Обязательно!

Последние слова книжник почти кричал, тряся Йохана за грудки.

Герцог скинул оцепенение, остановил Саотуна, сжав его плечо.

- Делай всё, как полагаешь нужным. Я тебе верю, друг мой. Когда мы отправимся к Портоглиоме?

- Дай мне полчаса. И не думай, не думай о ней!!! У тебя дом горит, туши!

Герцог покинул покои Агнесс.

Книжник осмотрел герцогиню. Попробовал заставить её встать. Она, вроде бы, очнулась, но, посмотрев на портрет, заметалась, вырвалась. Мудрец успел оттащить её от окна, отобрать ножницы, но она оттолкнула его, и он ударился виском об угол стола. Удар был несильным, но кто мог поручиться, что и следующий не удастся?

Герцогиня была действительно сильной женщиной, потому и помешательство было буйным. Саотун прижал её к полу, навалившись всем весом.

На теле человека есть мириады точек, приложив небольшое умелое усилие к которым...

Агнесс и мёртвой была прекрасна.

Сын и дочь герцога отправились к дяде в сопровождении самых преданных людей Саотуна - умных, неленивых людей, способных продержаться несколько часов. Если будет угодно Небу, не пропадут...

Только зачем брату Йохана сумасшедшие племянники?

Герцог, чёрный от гари, сидел напротив Саотуна спиной к Портоглиоме.

Мудрец и его сюзерен пировали, играя в шахматы.

Перед взором герцога Йохана всё ещё пылал укрощённый им пожар, тряслась вдалеке карета, в которой книжник отправил семью, бродили умалишённые подданные. Он так и не успел проводить родных, занятый борьбой с огнём.

Потому и яства с вином, и игра не радовали.

Саотун был словоохотлив и даже весел, но в его речах всё чаще проскакивали досадные оговорки, порой мудрец сбивался и долго не мог припомнить, что, собственно, хотел сказать. Сделав очередной глупый ход, Саотун задел пальцем своего ферзя. Ферзь покатился и сбил пару пешек.