Йохан Кройфф. Победитель и тиран

В ожидании сделать карьеру, по возможности похожей на карьеру Фаса Вилкеса, Йохан тренируется в «Аяксе» в Амстердаме, где ему прививают любовь к мячу. Как в прямом, так и в переносном смысле: «Когда я был молод и тренировался в «Аяксе», у каждого игрока был свой собственный, подписанный своим именем мяч. Это был твой личный мяч, и ты должен был с него пылинки сдувать. Мой мяч был моим другом». Вот уже 40 лет «Аякс» был известен своим знаменитым учебно-тренировочным центром, откуда вышли великие люди, такие как Вим Волкерс, Эдди Хамел и Ринус Михелс, выучившиеся под бдительным оком Джека Рейнолдса. Бывший английский футболист Рейнолдс три раза был тренером «Аякса» с суммарной продолжительностью 32 года (1915–1947). Именно с приходом Джека Рейнолдса (Sjek Rijnolds на голландском) начинается знаменитая традиция «красивой игры» амстердамского «Аякса»: атакующий футбол, наступательный и продуманный, техничный, с быстрыми и отточенными передачами и с двумя крайними нападающими. Его gouden ploeg (золотая команда) блистала в 20-х годах, целое десятилетие, в ходе которого он заложил основу системы подготовки молодых игроков с привлечением ребят всех возрастов, обучая их единому стилю игры! Уже тогда…

Рейнолдс редко давал интервью, но в 1946 году он сказал такую фразу, которая больше походит на эдакое чисто аякское кредо: «Для меня атака есть и остается лучшей защитой». Джек Рейнолдс передаст свое техническое и тактическое наследие большому числу тренеров «Аякса», начиная с Яни ван дер Вена, который открыл и раскрыл таланты шестидесятых, таких как Кройфф, Барри Хюльсхофф, Вим Сюрбир и многих других. Рейнолдс остается и по сей день кем-то вроде отца-основателя современного «Аякса».

Когда Йохану исполнилось 12 лет, семья переехала на первый этаж квартирного дома в квартале Вейдестрат (Weidestraat). Вечером 8 июля 1959 года, в день прощания Йопи с колледжем Грен ван Пинстерерскул, ему сообщают о смерти отца, скончавшегося в результате сердечного приступа. Отцу было всего 44 года… Внезапная и преждевременная смерть Хермануса стала для двенадцатилетнего мальчика, вероятно, самым значительным и определяющим моментом в его жизни. Херманус был для него примером и вдохновителем, тем, на кого он мечтал быть похожим и которого боялся разочаровать. В 2015 году в интервью для So Foot на вопрос «Верите ли вы в Бога?» Йохан сделал неожиданное заявление: «Я потерял отца, когда мне было 12 лет. Несмотря на прошедшие годы, я все еще чувствую между нами сильную связь. Иногда я даже с ним говорю, но это не делает меня религиозным человеком. Пусть я и посещал христианскую школу. Если я и сейчас еще разговариваю с отцом, продолжаю думать о нем, то только потому, что это поддерживает меня. Он не умер, он всегда со мной». Йохан скорее верит в силу Духа, который позволяет приблизиться к Богу Отцу. Или, быть может, к «богу отцу его», настолько в его ответе переплетаются духовная вера и память об умершем отце. Йохан часто и бесхитростно упоминает о своих воображаемых диалогах с тем, кого он продолжает с почти религиозным благоговением и уважением почитать. Даже сегодня он не спит по ночам, сидит один в кухне семейного дома в Барселоне и исповедуется Херманусу, пытаясь найти в этом поддержку. Или он ищет ободряющие похвалы («Все хорошо, Йохан. Я горжусь тобой!»), все те слова, что дети хотят услышать от своих отцов? Во время своей тренерской работы в «Аяксе», а затем в «Барсе» в 80–90-х годах, уже взрослый и крайне авторитарный Йохан Кройфф будет носить белый или кремовый тренч, похожий на тот, что носил папа Манус…

В Бетондорпе все знали Мануса, и его смерть в самом деле стала для квартала потерей, да и жизнь Кройффов изменилась. Нэл оказалась неспособной в одиночку управлять магазином и решила его продать и переехать со своими сыновьями на другой конец Бетондорпа. Йохан и его брат Хенни все силы прилагали, чтобы помочь по дому и поддержанию домашнего очага. Эта трагедия в жизни семьи не прошла бесследно для Йохана: он стал практически одержим мыслью о финансовой безопасности. На фотографиях Йохан уже не такой улыбчивый, словно печать грусти затемнила его лицо.