Ёлинские петухи

Под корнями, под кореньями,
Под гремучими деревьями,
Земля, расступись!
Клад, появись!
Примчался я, как положено,
Дорогой, никем не проложенной.
На скакунах небывалых —
Крылатых и разудалых.
Двадцать коней в упряжке,
Двадцать коней в пристяжке.
Все белые, словно снежок,
У каждого гребешок,
Масленая головушка
И шёлковая бородушка.
Как встанут на полном скаку,
Так грянут: — Кукареку-у!
Земля, расступись!
Клад, появись!

Вот с такой вот с песенкой, с такими конями и добывают клад! — уверенно сказал Дёмушка и добавил: — В том кладе старинных червонцев полно, а главное — золотое яичко. В яичке — жар-птенчик. Яичко раскокаешь, жар-птенчика поймаешь, и будет он у тебя всегда жить-поживать, как маленькое солнышко. На дворе дождь, а у тебя солнышко. На дворе метель, а у тебя всё равно солнышко, да ещё и чирикает… Правда, славно?

И Дёмушка вновь уставился во все глаза на меня, а я этак невзначай повёл по-за собою рукой по лавке и наткнулся на фотоаппарат. Наткнулся и чуть не подпрыгнул: «Батюшки! Так вот где он меня, снимок-то замечательный, ждёт, вот где! В гремучем лесу, в Дёмушкином кладе. Клады всегда, во все времена водились, их и теперь ещё удачливые люди открывают, так почему бы и нам с Дёмушкой не открыть?»

Я так и закричал:

— Дай слово, Дементий-Дёмушка, что ты всё это не сочинил!

А Дёмушка даже руками развёл:

— Вот те на! Зачем сочинять, когда я и так, ещё до тебя, за этим кладом собирался. А теперь раз мы товарищи, то давай-ка прямо сейчас вот вместе и пойдём.

И я, конечно, опять закричал:

— Пойдём!

И я ринулся прямо туда, где всё ещё лило и плескало, да вдруг встал на пороге.

Дёмушка подбодрил:

— Дождя не бойся. Он ранний. А ранний гость — до обеда, говорит мама. Сапоги с плащом я тебе тоже раздобуду.

— Не в сапогах дело, а где коней возьмём? Все белые, как снежок, у каждого гребешок, да ещё и целых сорок!

— А Спиря на что? Спиря-Спиридоныч один за всех сойдёт. Он вон какой здоровенный. А кроме того, он знаешь у меня какой? Дрес-синро-ван-ный!

ТИП-ТИП, СПИРИДОНЫЧ!

Дёмушка выскочил под дождь, перебежал двор, скрылся в доме. Было слышно, как он там бегает, хлопает дверями то в сенях, то в комнате.

И вот он сам появился на крыльце в полной походной форме — в лёгком плаще-накидке, в ситцевом картузике и в красных резиновых сапожках, а для меня выволок из дому старый брезентовый дождевик и стоптанные сапоги-кирзачи.

Плюхнул ношу прямо на ступеньки, скомандовал:

— Примеряй! Это всё папкино.

Я стал напяливать на себя широченный дождевик, а Дёмушка вытянул из кармана штанишек не то ремённую кошёлку, не то собачий намордник. А потом полез в другой карман, добыл оттуда горстку пшеничных зёрен, присел и ласково заговорил:

— Тип-тип, Спиридоныч, тип-тип…

Спиридоныч, который совсем недавно орал с перепугу чуть ли не на всю деревню, выглянул теперь из хлева с любопытством и безо всяких яких припустил к Дёмушке. На бегу он лишь опасливо посмотрел на веник, но веник теперь не шевелился, и петух вспрыгнул к Дёмушке на колени, склюнул с ладони зёрнышко.

— Вот он у меня какой! Мы с ним с самой весны занимаемся. Как мамка стала на работу в поле уезжать, так и занимаемся. Ведь при мамке петуха не подрессируешь, скажет: «Не дело творишь…»

— А папка?

— Тот не скажет. Тот и сам бы с петухом позанимался, да ему некогда. У трактористов знаешь сколько дела? Ую-юй, брат! Выше головы.

Дёмушка ловко застегнул один ремешок у петуха на белой груди, другой ремешок застегнул под белым хвостом, и это оказался совсем не намордник, а шлейка с поводком. Очень и очень похожая на те шлейки, в которых водят на прогулку маленьких собачек городские жители.

Я удивился:

— Он что? Так вот рядом с нами на поводке и побежит?

— Ещё как! А если ему через каждые полчаса выдавать премию, два-три зёрнышка, то хоть куда с нами пошагает.

— Куд-кудах-тах-тах! — подтвердил Спиридоныч и, как мне показалось, глянул на меня теперь по-приятельски.

ДОБРАЯ ПРИМЕТА

— Итак, в поход! — сказал я весело и нахлобучил на голову брезентовый башлык.

— В поход! — сказал Дёмушка и добавил: — Выгляни сначала за калитку, не идёт ли мама. Если идёт, поход не получится.

Я выглянул. На улице за калиткой было пусто. Там только пузырились мутные лужи на дороге да зябко сутулились под дождём в палисадниках мокрые черёмухи и рябины. И всё там от дождя было серо и черно, лишь рядом с Дёмушкиным двором, словно теремок, блестела железною крышей новенькая, срубленная из свежих брёвен трансформаторная будка. Дождь шлёпал по крыше звонко, и крупные капли висели бусами на проводах.

«Ну что ж… Нам ничего… На нас теперь плащи, а вот как Спиридоныч по такому ненастью пошагает?» — подумал я и обернулся.