— Что так долго? — обиженно буркнул шеф, и я наконец обернулась.
Пуаро был убедительно бородат, в меру, приятно морщинист и совершенно возмутительно и просто абсолютно бессовестно рыж! Думаю, если бы не я, он бы нам ещё и убийственно улыбался. Но наш с вечнозелёным деревом дуэт пощады не знал, поэтому полиция морщилась, медленно втягивала воздух носом и пылко его выдыхала, со страшным прищуром обозревая ужасную постпраздничную инсталляцию, прицельно и полностью игнорируя при этом неуклюжую, маленькую, в мишуре и иголках, очень несчастную и напуганную меня!
— Снег пошёл. Сильный, — бросил коротко шефу Коломбо, опускаясь на корточки и цепко рассматривая неудачливого нашего Арбата. — А с чего ты взял, что двухсотый? Если это, — он указал зажатым в руке серебристым предположительно портсигаром на бутыль, — если это не первая его сегодня, то очнётся твой труп. Самое позднее к послезавтра. Может и раньше. Тут все от опыта зависит. Если он у тебя алкаш восьмидесятого уровня, то может, и утром.
— Несмешно. Он же явно не дышит. И пятно это... И учитывая, что у меня тридцать миллионов сейчас увели и меня же вот в это подставили, совсем не смешно, Ром, выходит. Блин, вот как так? Он ведь даже не пил…
— А вот отсюда, пожалуйста, поподробней.
И тут все заговорили одновременно.
— Если подробней, в нашу схему закрался шпион изнутри.
— Так это вы вместе всё это вот с картой придумали?
— Что значит, изнутри? Если кроме тебя и меня никто больше об этом не знал?
— Выходит, что знал. Или же он просто нечеловечески умный.
— Как-то маловато болотце для такого выдающегося интеллекта, — хмыкнула полиция, впихивая большущие квадратные ладони в белые латексные печатки. — И света здесь маловато, — сокрушённо поморщился Пуаро и плавно перетёк на корточках к другой стороне мирно покоящегося на полу Арбата, демонстрируя к впечатляющей заднице ещё и очумительную растяжку. Я чуть позорно не обронила сразу всю ёлку, чтоб вы понимали общую степень моего потрясения. Меня даже передёрнуло от возмущения и несоответствия увиденного моменту! Я страшно разозлилась, от этого покраснела и немедленно захотела сбежать. Хватит! Надоело себя чувствовать весь вечер клоунической идиоткой.
— Варвар, ты куда? — хмурый оклик шефа застал меня на половине пути к двери.
13
— Варвар, ты куда? — хмурый оклик шефа застал меня на половине пути к двери.
Говоря по правде, я и не знала, что меня сдёрнуло, и отчего я так психанула. Подозреваю только, что это был тот самый базовый инстинкт, который заставляет женщину при виде перспективного мужика поправить причёску. Причём, симпатия тут дело десятое. Какая симпатия может возникнуть на бегу на пешеходном переходе за три секунды до красного или к случайному прохожему, которого видишь первый и последний раз в жизни? Но жест этот сильнее тебя. Ты делаешь это ещё не отдавая себе отчёта, кто перед тобой и зачем поднимаешь руку. А сообразив, ловишь себя на лету, стараешься сделать его непринуждённей и незаметней. Вот и мне, по всей видимости, не хотелось показаться незнакомому детективу нечастным позорищем в золотых блёстках с иголками. Действительно, куда это я? Глупость какая-то…
— Да уж. Вас, девушка, я попрошу остаться, — совершенно отстранённо пробормотала полиция, продолжая упражняться в эквилибристике над безвинно и безвременно лишившим нас праздника и спокойной ночи завхозом. При этом, на меня совершенно не глядя! Вот! Говорили сегодня уже, что громкие мечты всегда обычно сбываются. Хотела же я, чтоб на меня внимания никто не обращал. Вот до небушка наконец долетело... Только криво, как всегда, как-то. Шеф-то меня, как раз, зачем-то заметил... — Вам, между прочим, мне ещё производственную травму залечивать, — с обнадёживающим кряхтенем продолжал, между тем, детектив, медленно вытягивая пинцетом из пальцев потерпевшего золотистую карту со знакомыми уже завитками.
— Что-то травма вам балет изображать над Арбатом Викентьевичем не особо мешает, — прошипело пространство моим голосом, и я в ужасе захлопнула рот.
— А это мне, как пострадавшей стороне, виднее, — Ромарио перетёк дальше и навис над устрашающим нас со Светланой пятном в середине Арбата.
— А разговаривать затылком вас тоже пострадавшесть обязывает?
— Что меня обязывает? — полиция дрогнула и, к моему удовлетворению, слегка покачнулась, и у меня потеплело на измученной нервами душе.
— Пострадавшесть! — ладным хором рявкнули мы со Светланой.
А Главный как-то мрачно заметил:
— Он затылком ещё и не на такое способен.
— Это всё шок пока, — задумчиво проговорил Пуаро, осторожно вытягивая что-то из завхозовского кармана, — Сейчас отойдёт, и тогда... Вот чёрт, — он отдёрнул руку и ещё ниже склонился над телом. Мы все замерли на несколько томительных секунд. — Да нет, показалось... — пробормотал этот рыжий Коломбо и с придыханием полушёпотом пообещал: — Вот тогда, Варенька, вы мне всё и расскажете.
Я от этой его "Вареньки", если честно, чуть здравый смысл и сознание не потеряла, но в ответ фыркнула почему-то совершенно другое: