Ёлка, которая пароход

За столом отец вел себя необычно: отправлял в рот все вперемешку, молчал, смотрел в одну точку. Потом налил в стакан водки, отрезал хлеба и так же молча ушел в комнату. Напиться он, что ли, собирается? Тогда трети стакана мало будет… Петя вернул пятнистую ветчину на блюдо и прошел за отцом в большую комнату.

Стакан с водкой, прикрытый хлебом, стоял перед траурным портретом деда. Хлеб доходил деду ровно до носа: на, портрет, нюхай! Пете стало неприятно от этой мысли, он отвел глаза в сторону.

– Это так принято, русская традиция, – пояснил отец. – Насчет других стран не знаю.

– А еще какие есть поминальные традиции? – спросил Петя, просто чтобы что-нибудь спросить. – Русские, в смысле…

– Еще блины поминальные, кутья… Ты блины вчера ел?

– Не.

– Съешь один. Там в отдельном пакете, на кухне, несколько штук осталось.

Петя пошел за блином. В пакете осталось не несколько, а ровно один – тощий, маленький, сложенный вчетверо и слипшийся от меда. Что с тобой сделало время, блин Филимон… Петя переложил его на блюдце и вернулся в гостиную.

Папа сидел все так же, уставившись на портрет. Петя отрезал вилкой кусочек вязкой слоистой массы и отправил в рот.

– Па, а у тебя какая группа крови?

– Первая, а что?

– Да так, ничего. А у деда какая была?

– Тоже первая. Какая теперь разница… Петя хотел спросить, почему у него тогда не первая, но тут же сообразил, что еще есть мама, и лучше сейчас этот вопрос отложить, потом между делом выяснить у мамы.

– Ну почему, какая разница… Разница есть все-таки. Говорят, гениальность по наследству передается, с группой крови.

– Ерунда. Кто тебе это сказал?

– В Инете.

– Мало ли глупостей пишут. Если бы гениальность передавалась по наследству, то у всех великих людей дети тоже были бы великими. Но это же не так!

– А Кюри?

– Ирен? Это исключение. Вторая дочь Мари и Пьера, Ева, была самая обычная.

Петя кивнул, отрезал еще кусочек блина.

– У нас в роду в любом случае никаких гениев не было. Хотя довольно известные в определенных кругах предки были. Ну, ты знаешь!

Петя опять кивнул. Он хотел еще спросить, но блин жевался медленно, а с набитым ртом говорить было несподручно.

– И твой дед Петр мог стать известным, да вот не судьба, видно. Он был очень умным.

Петя в третий раз кивнул и, несмотря на все еще набитый рот, сказал:

– Я помню. Он очень умный был.

– Да? А что ты, например, помнишь? – заинтересовался папа.

Петя проглотил и посмотрел на портрет:

– Ну, например, я помню, как мы сидим на кухне, и мама готовит блины. Не такие, как этот, а нормальные. А мне что-то их совсем не хочется. Тогда дед берет один блин и говорит вместо него: «Ты знаешь, Петя, для чего котенок – котенок?» Я догадался, говорю: «Для того, чтобы с ним играть!» Дед: «А для чего стул?» – «Чтоб сидеть!» – «А для чего блин?» – «Чтобы съесть!» Ну, я и съел.

Петя замолчал. Папа недоуменно поднял брови, хотел сказать, что этот пример вовсе не может быть иллюстрацией дедушкиного светлого ума, но не сказал, брови вернул на место и промолчал. А Петя добавил:

– А я потом весь день ходил и думал: а для чего я, Петя?

– Вот как? – опять заинтересовался папа. – Серьезный вопрос для трехлетки.

– Мне тогда почти четыре было, три года и десять месяцев.

– Откуда такая точность?

– С открытки. – Петя кивнул на «елку-пароход». – Это все в один и тот же день было. Тогда еще вы меня с нашей соседкой Викой одних оставили. Вынужденно. А мы с ней стали елку наряжать. И я нашел спрятанный подарок от Деда Мороза.

Сергей встал, взял в руки открытку, перевернул, прочел подпись деда.

– Ну у тебя и память. Дата стоит, да. Но все равно, запомнить такие подробности, и про елку, и про подарок…

– А это я сейчас лежал в ванне и вспоминал, – объяснил Петя.

Отец положил открытку обратно. Равнодушно положил, как и Вика несколько часов назад. Петя понял, что о гении интерпретации с ним можно разговора не начинать. И все-таки как узнать доподлинно, родной он или нет? Даже если гениальность не передается по наследству, все равно это важно. Обманывали его все эти годы или нет? А может, сейчас признаются? Может, окольными путями попробовать?

– Па!

– А?

– А тебя в детстве наказывали?

Отец, оторванный открыткой от созерцания портрета, теперь вяло перебирал книги. Петя, пока отбирал свои стопки, раскурочил два шкафа, и теперь свалка на полу была конкретная.

– Да, конечно, наказывали.

– Например…

– Например, меня после пятого класса в «Орленок» не пустили. Был такой лагерь. Бабушка – не твоя бабушка, а моя бабушка, твоя прабабушка, – принесла путевку. И у Кольки, моего друга, была путевка. Мы с ним планы строили грандиозные! И тут выяснилось, что у нас с ним четверки по русскому натянуты, чтобы картину успеваемости не портить, школа там в каком-то конкурсе участвовала. А на самом деле трояки у нас. Ну, и Кольку все равно пустили, а меня наказали. Долго я потом родителям этого простить не мог!

– А вот… – начал Петя, но перебить папу не получилось.