Йомсвикинг

Я смотал веревку, повесил на плечо, а на одном конце сделал петлю, которую накинул на шею Фенриру. Хальвар заткнул за пояс тесло, я – топор и нож. Еще мы взяли луки без тетивы, те, которые я смастерил по дороге, а на поясе висели кошельки. Не успели мы подняться от берега реки, как из-за домов выскочил мальчишка. Хальвар потряс своим кошельком и кивнул на лодку; мальчишка запрыгнул на борт. Он посторожит, объяснил Хальвар. Теперь можно идти.

Йорвик отвечал всем моим ожиданиям, и даже больше. Здесь я впервые увидел чернокожего: он встретился нам прямо у домов на берегу. За ними была широкая улица, и по ней шел чернокожий человек, довольно скалясь, ведя на веревке раба. Меня вдруг охватила смесь страха и ненависти, но ненависти было больше. Позднее я узнал, что чернокожие любили покупать рабов, казалось, больше ничем другим они и не занимались. Кожа у них черная как ночь, но одеваются они в синие длинные рубахи, а голову обматывают синими платками, и именно поэтому мы их называем «синими людьми»[1]. Еще я в первый раз увидел здесь человека со сточенными зубами, то было позже этим же вечером, и услышал о войне, из-за которой опустела Западная Англия.

Постройки походили на те, что я видел в Скирингссале. Чаще всего дома сколачивали из потрескавшихся корабельных досок. Остроконечные крыши крыли досками, корой или камышом – казалось, что местные кидают на крышу все, что только под руку попадется, лишь бы от дождя защищало. Дома стояли кучно, и проходы между ними были такими узкими, что там едва мог пробраться один человек. В этих проходах валялись кучи навоза, рыбьих костей и устричных ракушек. Именно от этих куч шла та ужасная вонь, и от них к улицам сочились ручейки коричневатой жижи.

Хальвар пояснил, что мы сошли на берег недалеко от рынка рабов, так что туда мы и направляемся. Я старался держаться позади него, ведь навстречу нам шла уйма людей, столько человек за раз я никогда не видывал. То были покрытые шрамами воины, у пояса красовался меч, а на руках – серебряные наручи, торговцы с круглыми животами и тяжелыми кошельками, женщины, тащившие кур и корзины с капустой, луком и репой; и все они шагали мимо нас с Хальваром, будто нас и не существовало. Так сделали и мы, шли мимо этих людей, будто это деревья в лесу. Не поднимали рук в приветствии, не спрашивали, как их зовут, какого они рода. Некоторые встречались со мной глазами, но лишь на краткий миг, а потом проходили мимо.

Улица, по которой мы шли, привела нас к крепостной стене. Фенрир натянул веревку. Он все время вертел головой, привлеченный разными звуками: голос в переулке, клетка с квохчущими курицами, смех женщин. Здесь везде были запахи и звуки, и, должно быть, для моего пса это было чересчур, так что он наконец улегся и отказался идти дальше. Пришлось взять его на руки.

Путь от причалов к рынку рабов был недолог. Мы свернули налево там, где дощатая улица пересеклась с широкой, вымощенной камнем дорогой, а та нас вывела к кузне, где на гвоздях висели рабские ошейники различных размеров, пошире и поуже. Вдруг меня охватил страх, и я бы обернулся и убежал к лодке, если бы Хальвар не ухватил меня за руку.

– Вон, смотри. – Он указал рукой на конец дороги, и там стояли они. Мужчины. Женщины. Несколько детей. Похоже, руки у них были связаны за спиной, их вывели на помост, возведенный у крепостной стены.

До помоста было еще не так близко, и я воспротивился, когда Хальвар потащил меня туда. Люди увидят шрамы у меня на шее, они поймут, что я сбежал. Помню, мне вдруг представилось, что Хальвар хочет продать меня, что он все это время меня обманывал, и приехал сюда вовсе не в поисках своих братьев по оружию, а для того, чтобы получить еще немного серебра. Но Хальвар обнял меня за плечи и прошипел:

– Во имя Одина, парень! Мне нужно туда. А ты держись меня, понял? – Он кивком указал на переулок за пару домов от нас, где стояли два парня, поглядывая в нашу сторону. – Они видели наши кошельки. Если ты уйдешь один, тебе конец.

То был 994 год по исчислению христиан, и английский конунг сделал все, чтобы в городах, подобных этому, торговля рабами шла беспрепятственно. В тот день я этого еще не знал, но все дело было в халифатах далеко на юге, они взвинчивали спрос, из-за чего в те времена рабы стали самым выгодным товаром. Свободные люди в тех краях считали себя господами, и все их существование зависело от того, достаточно ли рабов гнут на них спины. Из-за этого цены росли, а подати Этельреда увеличивались. Конечно, ученые монахи нашептывали ему, что так неправильно, что все мужчины и женщины равны перед Богом, но он явно не прислушивался к ним. Ибо теперь, когда мы приблизились к помосту, я увидел, что вдоль стены тянется целый ряд подобных. И каждый из них окружали мужчины и женщины, разглядывая связанных людей.