Ион

Иногда его так и подмывало распахнуть душу, закричать во всю мочь, что вот и сбылась его думка, теперь он заимеет и землю, и все-все, только захоти, уж теперь это в его воле. Само ожидание доставляло ему не изведанное доселе блаженство. Именно потому, что он легко мог положить конец всем неурядицам, у него не хватало на это духу, точно он боялся, что как только заполучит все, чего так безудержно желал, то начнутся, возможно, другие волненья, неиспытанные и более тяжкие.

В один из этих дней его спешно вызвали в суд в Армадию, прислав за ним судейского служителя. Он тотчас отправился туда, нимало не встревожась, ни с кем не советуясь, как и в тот раз, когда разбиралась жалоба Симиона Лунгу. Его и не заботило, что там может быть, раз уж план его удался и счастье прямо под рукой, только загребай.

Какой-то незнакомый чиновник, грузный и тучный, в черных очках, с пухлым и круглым, как луна, лицом спросил у него, кто писал ему жалобу на господина судью. Ион, не раздумывая ни минуты, назвал Херделю… Только когда уже сказал и заметил чуть поодаль священника Белчуга, а рядом с ним сердитого судью, он сообразил, что зря поторопился, и вспомнил, как сам столько раз обещался учителю не выдавать его ни под каким видом. Он хотел поправить дело, добавил, что сам наседал на Херделю и на коленях упрашивал. Однако чиновник больше не слушал его, а стал диктовать что-то по-венгерски другому, который сидел за столом и быстро строчил. Немного погодя он опять спросил Иона на ломаном румынском языке, хорошо ли он обдумал то, что сделал, и когда Ион подтвердил это, тот сказал, что жалоба его лжива и за это вместо двух недель ему придется отсидеть два месяца, если не больше… Ион промолчал с невозмутимым видом. Потом служитель выпроводил его.

Идя к выходу, Ион снова подумал, что не надо бы продавать Херделю. Очутясь на улице, он уже говорил себе, что и в тюрьме люди сидят, а что неделя, что месяц — один черт… После все это дело заслонил ворох забот, как быть с Аной, с Василе Бачу, с землей, которая перейдет к нему…

В доме Херделей Ион с некоторых пор стал бывать реже и никогда не заговаривал о своих затруднениях с Аной, поэтому они только через неделю, да и то случайно, узнали, что сынок Гланеташу не пожелал и слушать Василе Бачу, когда тот попробовал выведать его намерения относительно обманутой дочери. Девицы вместе с матерью без труда убедили Херделю, что его долг, долг учителя и просвещенного человека, вмешаться, вразумить, а в случае нужды и пробрать «распутника, который ни бога не боится, ни людей не стыдится». Польщенный учитель тотчас кликнул Иона, тот сказал, что придет, только вот подбросит сенной трухи Недельке.

— Жалко, что Титу нет, — пробормотал Херделя, не без волнения ожидая прихода парня. — Я заметил, что Титу имеет большое влияние на этого безумца… Э, сейчас бедняга Титу бог знает как корпеет там, в Гаргалэу! Да, хлеб насущный достается тяжким трудом и потом!

Ион пришел, но при первых же словах ощетинился, покраснел, разозлился и безо всякого стыда выпалил учителю:

— Да оставьте вы мою душу дьяволу, я и сам не маленький, знаю, что делаю и как мне себя держать!.. Ну ей-богу! Не женюсь я на ней, господин учитель, нет у меня никакой охоты! И, сказать по правде, мне эта Ана постыла, пуще зла-горя, не надо мне ее, пускай даже дядя Василе мне все земли Припаса за ней дает… Разве я виноват, что она забрюхатела? Я-то тут при чем? Сама виновата, кабы ей не сладко это было, не давалась бы… Я же не упрашивал ее, вот господи…

Херделя просто ахнул, слушая его, и онемел, а девицы убежали в гостиную от таких богомерзких речей. Одна г-жа Херделя не потеряла присутствия духа и, разгорясь гневом, высказала ему, стараясь при этом не уронить своего достоинства:

— И тебе не стыдно так выражаться здесь, при благовоспитанных людях? Да разве здравомыслящему человеку позволительны такие слова? Самый непотребный цыган и то бы не осмелился так держать себя и так выражаться, как ты! Хорош тоже, нечего сказать! А мы-то считали тебя честней и приличней других… Нет, я вижу, ты всех перещеголял в безобразиях… Да, да, и недаром говорят, черного кобеля не вымоешь добела… Очень верно сказано…

— Полно, милочка, не горячись, он еще молод, сам не сознает, что говорит, — примирительно заметил Херделя, тотчас забывая о своей недавней энергичной решимости перед таким отпором. Он попытался потом уговорить Иона, напомнил ему, что всегда, когда он внимал его советам, ему одна польза была, и особенно распространялся о передряге с Симионом Лунгу, когда Иона чуть было не сгноили в тюрьме, и только жалоба, которую он сочинил, помогла ему счастливо отделаться.

Учитель не успел закончить свою речь. Его мягкость подавляла Иона, вызывая в нем чувство стыда. Но он не хотел сдаваться, вспомнил чиновника из суда и раскричался:

— Хороший совет вы мне дали, господин учитель! Лучше бы и не советовали, дали бы спокойно отсидеть тогда две недели, чем теперь вот два месяца мне сидеть, а может, и два года! Ничего, мы тоже узнали, как дело обернулось, не такие уж мы дураки…